Голубой блюз - [6]

— Сначала мы перекусим, а потом рванем в Саванну!

— Но мне действительно пора домой, — слабо запротестовала Долли.

Он приложил палец к губам спутницы.

— Ты ведь не сможешь оставить меня в одиночестве в мой первый день пребывания на острове! Что, скажи на милость, делать дома в такой чудесный весенний день?

Палец Дика был крепко прижат к ее губам, и ответить она не смогла.

Китти, Клод и Кэрол! — мелькнула в голове Долли паническая мысль. В три они придут из школы! Но тут же вспомнила, что дети у бабушки на каникулах. Значит, она сегодня свободна, а это бывает так редко! Почему, в конце концов, она не может позволить себе провести свободный день так, как ей хочется?! Долли улыбнулась Дику и решительно сказала:

— Пошли!

Часа через полтора после великолепного ланча Долли вела фургон по старой рыночной площади Саванны. Внезапно Дик крикнул ей в самое ухо:

— Поворачивай вправо!

Оглушенная, она едва не вывернула машину в кювет. А это просто Дик заметил конный экипаж, стоявший возле французского ресторана. В следующее мгновение они уже сидели позади дряхлого возницы с пышными бакенбардами, который пытался уговорить свою такую же дряхлую лошадь процокать копытами по улицам города.

Как только они сели в экипаж, Дик обнял спутницу за плечи, и по спине ее прокатилась волна возбуждения. Долли не могла объяснить себе, почему прикосновения Дика так на нее действуют. Она инстинктивно выскользнула из его объятий и, неестественно выпрямившись, стала с интересом смотреть по сторонам.

Но Дика, похоже, не интересовало ничего, кроме миссис Хаммер. Каким-то загадочным образом он заставлял ее чувствовать себя сказочной принцессой, повелевающей одним мановением руки и взглядом. И Долли сама не заметила, как вновь очутилась в его объятиях и даже опустила ему голову на плечо. Ей вдруг стало хорошо и спокойно. Нежно поцеловав ее в лоб и прикоснувшись губами к мочке уха, Дик прошептал:

— Долли, ты самая желанная женщина на свете!

Старой кляче определенно не хотелось никуда идти, и возница разразился целым каскадом непередаваемых выражений. Это возымело действие, и под смех седоков лошадь засеменила мимо достопримечательностей Саванны — города, оставившего в истории рабовладения заметный след, одного из самых старых в стране. Этот город помнил восстания рабов, поражения и победы. Неспешно проезжали они мимо знаменитого театра, построенного в незапамятные времена, мимо тюрьмы, старого здания биржи, суда, мимо музеев и особняков времен королевы Анны. Скрипучая повозка кренилась на поворотах, подпрыгивала на булыжной мостовой, и Дику приходилось крепко прижимать к себе спутницу, чтобы она не упала. Его теплое дыхание щекотало шею Долли. Он нежно прошептал ей на ухо:

— Тебя не укачивает от езды?

— Никогда! — гордо ответила Долли. — Правда, однажды меня едва не укачало. Было это в Египте. Я тогда ехала верхом на верблюде…

— Мне тоже приходилось ездить на этих кораблях пустыни. Должен признаться, ощущение не из приятных.

Дик вскинул голову, изучающе посмотрел на нее, а затем неожиданно спросил:

— Ты кто по гороскопу?

— Лев. Говорят, лев рожден, чтобы однажды зарычать… Странно: я прожила на свете тридцать два года, но до сих пор не зарычала.

— У тебя еще все впереди.

Дик взял Долли за подбородок и приблизил к ней свое лицо. Что он хочет сказать? Почему так пристально смотрит на нее? Неужели он мог догадаться о ее самых тайных мечтах?! Долли тревожно заглянула в глаза Дика, но не смогла прочесть ответа в их темной непроницаемой глубине. Затаив дыхание, она ждала его слов.

— Не знаю, можно ли назвать это «рыком», — произнес он хрипло, — но что-то похожее на него у тебя начинает пробиваться. Просто тебе до сих пор не встретился мужчина, способный разжечь огонь, заложенный в твое сердце матерью-природой.

— Это не так легко будет сделать. Львы не сдаются без боя!

Дик кивнул и сказал с уверенностью, будто знал ее не несколько часов, а долгие годы:

— Да, ты настоящая львица. Гордая, независимая, требовательная к себе и другим, и вместе с тем — великодушная. А я — Весы, — он обворожительно улыбнулся. — «Приятный, легкий собеседник, миролюбивый, правдивый». Это все обо мне. Единственно, с кем я не мог бы поладить, — это со Скорпионом.

— Кстати, Ральф — как раз Скорпион.

— Ральф?

— Мой черный Лабрадор.

— А, твой свирепый друг!

Он притянул ее за плечи к себе.

— Ральф — конечно, чудесная компания; а вообще ты, должно быть, очень одинока…

Долли резко тряхнула головой. Она терпеть не могла, когда ее жалели.

— Я совсем не одинока!

— Извини, — сказал Дик, — я забыл: у тебя ведь много зеленых питомцев. И с ними ты прекрасно находишь общий язык, даже разговариваешь, правда?

— Да, я разговариваю и с ними, и с Ральфом, и… — Долли запнулась. Она уже готова была рассказать о Китти, Клоде и Кэрол, но повозка остановилась и пришлось вылезать. Момент был упущен.

Они под руку шли по усаженной пальмами улице, любуясь величественными четырехэтажными особняками, построенными еще до Гражданской войны. Рядом с этим высоким и сильным мужчиной Долли чувствовала себя маленькой и хрупкой. Никогда она не нуждалась ни в чьем покровительстве и привыкла за годы одиночества полагаться лишь на себя. Но чувствовать его заботу было почему-то очень приятно, как приятно растению пустыни каждой клеточкой впитывать благодатную влагу дождя.