Голубое зарево - [5]

— Ну, конечно!

— Вот оно что, — задумчиво произнес полковник. — Теперь я попрошу вас ответить мне еще на один вопрос. Кто из ваших товарищей ближе всего был связан с работой доктора Роберто?

— Доктор Мюллер, — ответил Хейнс. — Доктор Мюллер был самым доверенным лицом Роберто. Они всегда были вместе. Они работали в одном кабинете. Они вместе делали все расчеты…

— Я чувствую, вы, кажется, недолюбливаете доктора Мюллера, Хейнс?

— Вы проницательны, господин Жорж. Да. Тысячу раз да! Я никогда не верил в его лояльность.

— Ого, Хейнс, вы, оказывается, в чем-то подозреваете своего коллегу!

— Я выстрадал право на это, господин Жорж!

— Ну, хорошо, я не буду больше спрашивать о том, что может затронуть ваши личные чувства. Меня интересует прежде всего дело. Что вы скажете о втором вашем сотруднике, о Родштейне?

— Родштейн — экспериментатор. Он ставил эксперименты, которые ему приказывали делать Роберто или Мюллер. У него — золотые руки и дьявольское чутье. Роберто не любил Родштейна за его жадность к деньгам, но очень уважал за экспериментаторский талант…

— Спасибо, господин Хейнс. Беседа с вами была очень интересна и полезна. Я ценю вашу откровенность и желание помочь нам. Сейчас я прикажу отвести вас в комнату, где вы сможете привести себя в порядок, переодеться и, естественно, поесть — вы, видимо, голодны?..

— О, господин Жорж!

— Не стоит, — прервал его Семвол. — Но у меня к вам будет просьба и даже, если хотите, приказ.

— Я исполню все.

— Мое требование очень простое: ни сейчас, ни вообще когда-либо вы не должны передавать вашим сотрудникам содержание нашей беседы.

— О, конечно, конечно!

— Ну вот и все. А сейчас спокойной ночи и до свидания.

Семвол приподнялся и пожал руку Хейнсу. В двери показался адъютант.

— Отведите господина Хейнса в его комнату и позовите ко мне Родштейна.

4

Полковник Семвол слыл среди своих товарищей тонким психологом. Говорили, что именно благодаря этому он сделал в армии стремительную карьеру. У него было чутье, которое всегда безошибочно вело его к цели. Этим чутьем он пользовался не только для того, чтобы наилучшим образом выполнять задания высших начальников, но и для того, чтобы располагать их к себе. Он знал склад характера почти всех, с кем ему приходилось сталкиваться, а также слабости каждого, кто мог для него представлять хоть какой-нибудь интерес. Как он сам говорил в кругу своих близких друзей, «разговаривая с любым, я продумываю свою партию на десять ходов вперед».

И сейчас, глядя на низкорослого, непомерно толстого вверху и тонкого внизу, с лысой головой и огромными, навыкате, глазами Родштейна, он знал всю «партию» до конца. Он знал, на каком ходу он объявит мат этому сотруднику Отдельной лаборатории. Того немногого, что ему было известно из показаний Хейнса, и, главное, своего внутреннего чутья было достаточно, чтобы Семвол выбрал для игры с Родштейном самый стремительный «блиц».

Полковник начал грубо и бесцеремонно:

— Сколько вы получали, работая у Роберто?

— Три тысячи, — ответил Родштейн без тени уважения к сидящему напротив его иностранцу. Голос у него был низкий, сиплый, как у владельца пивного погреба. Его огромные глаза выражали презрение ко всему, что его здесь окружало.

— Хотите получать в три раза больше? — спросил Семвол, не спуская глаз с Родштейна.

— Хочу получать в пять раз больше.

— В четыре, — поторговался Семвол.

— Хорошо, — ответил Родштейн. — Кроме того, вы должны позаботиться о том, чтобы мне вернули мои ценности.

— Какие там еще у вас ценности? — насмешливо спросил Семвол.

— Те самые, которые у меня украли ваши соотечественники в Зондерштадте.

— Если они их и взяли, то по праву победителей, — небрежно бросил полковник.

— Мне наплевать на то, что вы победители. Я вам нужен — верните мне мое добро. Вот и все.

Родштейн бесцеремонно повернулся к полковнику спиной и стал рассматривать стены кабинета.

— Ладно, я прикажу вернуть вам ваши ценности. Что вы умеете делать? спросил Семвол, внутренне возмущаясь его наглостью.

— Все, что вам нужно. Так как вы все равно ни черта в науке не понимаете, то, наверное, по-вашему, очень многое. Коротко, я атомщик-экспериментатор. В наше время это самая грязная и самая высокооплачиваемая работа.

— Почему же самая грязная? — усмехнулся Семвол.

— Потому, что мы работаем на массовое убийство людей.

— И вас не мучают угрызения совести? — иронически спросил Семвол.

— Не больше, чем вас, — ответил Родштейн. — Мы работаем, чтобы убивать русских, они работают, чтобы убивать нас. Вот и вся логика. Пока тебя не убили, нужно накопить денег, чтобы построить надежное противоатомное убежище.

— А я думал, что вы просто скряга! Оказывается, вы собираетесь построить персональное убежище! — рассмеялся полковник.

Родштейн подошел вплотную к письменному столу, навалился на него всем телом и прохрипел:

— Только богатые кретины вроде вас, шеф, тратят деньги на автомобили, загородные виллы и на драгоценности для алчных любовниц. Вы ведь не понимаете, что при атомном взрыве все это становится обыкновенным горючим. Я же на свои деньги, когда наступит время, построю в одном укромном местечке земного шара нору собственной конструкции, залезу в нее и буду наблюдать, как вы станете испаряться. После того, как ваши вонючие тела в виде пыли и радиоактивных газов будут развеяны в ионосфере, я выползу наружу, соберу все то, что еще можно будет называть людьми и каждый день буду вдалбливать в тупые головы оставшегося человечества прописные истины: наука — это подлость, цивилизация глупость, техника — преступление, книги — самоубийство. Короче говоря, я позабочусь о создании на земле такого золотого века, которого заслуживает и к которому стремится современное человечество.