Голубое молчание - [34]
НАТАША: Кто это, папа?
ШИРОКОВ: Да видите ли, это некто Климов. Когда я был в Америке… да ведь я вам, кажется рассказывал. Климов Евгений Осипович, один из переводчиков при нашем посольстве в Вашингтоне. Милейший молодой человек. Мне он на первых порах во многом помог. Вы что это, Вера?
ВЕРА: Борис Федорович смешит…
БОРИС: Елена весь пирог умяла! (Елене) Оставь нам!
ЕЛЕНА: Да на… У-у, жадина!
КУЗЬМИЧ: Федор Федорович, какой алкогольный напиток американцы преимущественно пьют? Виски или джин?
БОРИС: Теперь, надо думать, — водку. После нашей встречи на Эльбе американцы, Аполлон Кузьмич, пьют только водку.
КУЗЬМИЧ: Я полагаю, это — разумно.
ЕЛЕНА: Папа, а сколько лет этому самому Климову?
ШИРОКОВ: Лет тридцать, пожалуй; что-нибудь около этого. Алеша, ты чего нос повесил?
АЛЕША: Так…
КУЗЬМИЧ: Интересно, какой на нем костюм? Я полагаю, брюки типа гольф и — в клеточку. Если бы Федор Федорович ездил в Америку не в форме, а в штатском, то вернулся бы непременно в костюме типа гольф.
ЕЛЕНА: Папа и в штатском ходил в Америке.
ВЕРА: Ой, я про чай забыла! (уходит)
БОРИС: А я еще дерну! (наливает)
АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Боря, когда ты отучишься от этих ужасных слов?
БОРИС: Прошу прощения. Алеша, тяпнешь? (наливает Алеше).
АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Борис!
ШИРОКОВ: Борис, не дури… Между прочим, заграницей почему-то решили, что мы — советские — говорим только на языке Зощенко. Это так потешно. Я как-то зашел в русский ресторан, в штатском. Официант узнав, что я из Советского Союза, расхваливал меню приблизительно так: «Борщик, товарищ, на-ять, первый сорт, без всякой бузы, пошамаете — сами оцените».
БОРИС (смеясь): Ну, а ты что?
ШИРОКОВ: Шамайте, говорю, дражайший буза- тер, сами ваш борщик, а я уж, говорю, пойду к америкашкам… Так и ушел.
ЕЛЕНА: А что, американцы, в общем, хороший народ?
ШИРОКОВ: Своеобразный очень. А в общем — да, хороший…
БОРИС: Ничего ребята. По Германии знаю. Жуют себе резинку и в ус не дуют.
НАТАША: А негров третируют…
БОРИС: Заговорила наша комсомолочка! Ты еще нам доклад прочти о равноправии негров.
АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Дети, вы же знаете, что я не люблю подобных разговоров.
НАТАША: Не знаю, я как-то ничего не люблю заграничного. Немцы охоту отбили, что-ли… Даже до смешного: вот уже к этому твоему Кедрову…
ШИРОКОВ: Климову…
НАТАША: Ну, Климову — у меня уже антипатия, только потому, что он из Америки.
ШИРОКОВ: Он такой же советский гражданин, как все мы.
НАТАША: Ах, знаю я этих побывавших заграницей: и то там лучше и это.
БОРИС: Да ведь и ты комсомолка-то липовая; вроде, как отец член партии — по билету больше.
НАТАША: Это ничего не значит. Я могу относиться критически к нашим идеям, но родина для меня — главное.
АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Ведь я же просила оставить эти разговоры. Наташа! Борис!
ЕЛЕНА: Вот завели, в самом деле…
ШИРОКОВ: Наташа, послушай (слышен стук мотора) Вот наверно и гость! Я пойду встречу (уходит в сад).
КУЗЬМИЧ: А как по-английски «здравствуйте»? Я что-то забыл. Наталья Федоровна?
НАТАША: Халло… (Алеша молча встает).
АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Ты куда?
АЛЕША: Посижу на диване. Спасибо, мама.
КУЗЬМИЧ: А как по-английски «костюм»?
НАТАША: Сьют…
КУЗЬМИЧ: Чрезвычайно трудный язык. И как это вы, Наталья Федоровна, в совершенстве освоили его. Я, например, уже много лет осваиваю, но результат весьма и весьма не удовлетворительный. Кстати, Борис Федорович, вы заграницей его величества императора Германского Вильгельма 2-го не встречали?
БОРИС: По слухам он еще в двадцать восьмом году дуба дал.
КУЗЬМИЧ: Благодарю вас. Весьма почтенный был человек… И тоже с усами.
(ГОЛОС ШИРОКОВА: «Сюда, пожалуйста!!». Входят Широков и Климов. Наташа незаметно уходит. Климов чуть смущен. Борис и Кузьмич встают).
ШИРОКОВ: Вот знакомьтесь, пожалуйста (Климову). Вы-то им знакомы по моим рассказам. Моя жена Александра Сергеевна.
КЛИМОВ: Климов.
ШИРОКОВ: Жена старшего сына — Елена Николаевна. Младший сын — Борис. Алеша — старший.
АЛЕША: Простите, мне трудно встать… Я…
КЛИМОВ: О, пожалуйста, не беспокойтесь…
ШИРОКОВ: А это мой дальний родственник — Аполлон Кузьмич, отличный бухгалтер и не менее отличный рыболов.
КУЗЬМИЧ: Халло. Ду ю спик инглиш?
КЛИМОВ: Да.
КУЗЬМИЧ: Ю коминг из Америки?
КЛИМОВ: Да.
КУЗЬМИЧ: Данке шон.
ШИРОКОВ: Браво. Аполлон Кузьмич. Ну, садитесь, пожалуйста. А где Наташа? (Климову) У меня дочь еще есть.
АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Она сейчас придет… Евгений Осипович, чем вас угостить? Пожалуйста…
КЛИМОВ: Благодарю вас. Я только что из ресторана.
БОРИС: Ну, водочки? Нашинской, горькой?
КЛИМОВ: С удовольствием (Борис наливает).
ВЕРА: Чай готов.
АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Неси… Вера, познакомься… Это Евгений Осипович из Америки. А это — Вера, наша домашняя работница и член семьи.
КЛИМОВ: Климов. (Вера смущенно сует ему руку и уходит)
ШИРОКОВ: Так выпьем за ваш приезд.
КЛИМОВ: Спасибо, Федор Федорович.
АЛЕША (топотом Елене): Лена, пойдем, я хочу с тобой поговорить.
ЕЛЕНА: Да неудобно…
АЛЕША (Климову): Простите, я плохо себя чувствую, я должен… (Вешает).
КЛИМОВ (порывисто): О, пожалуйста, пожалуйста…
ЕЛЕНА: Я тебя провожу. (вместе подымаются наверх. Входит Вера, молча разливает чай)
ШИРОКОВ: Вот, знаете, тоже горе у нас. Алеша по профессии художник. Вот это всё его работы. В армии был танкистом… Ну, и за 10 дней до конца войны танк его подорвался на мине… при штурме Берлина… Повреждены ступня и колено левой ноги… Еще рюмочку?
