Голубиная книга. Славянская космогония - [2]

В 1960—1970-х гг. начинается новый расцвет изучения славянского язычества. В работах крупнейших славистов Б. А. Рыбакова, В. В. Иванова, В. Н. Топорова воскресают самые сильные стороны мифологической школы. Гораздо шире становится круг источников — письменных, археологических, этнографических. И вот уже в 1971 г. В. Н. Топоров, сопоставив «Стих о Голубиной книге» с целым рядом индийских, иранских, германских, средневековых европейских источников, сделал вывод: в основе их всех — общеиндоевропейский миф о сотворении мира из тела космического гиганта. В 1978 г. тот же автор выдвинул интереснейшую гипотезу: не лежит ли в основе «Глубинной книги» иранский Бундахишн («Сотворение глуби») — зороастрийская космогоническая книга, созданная на основе несохранившейся части Авесты?

Традиции «школы заимствований», впрочем, тоже не умерли. В 1990 г. А. А. Архипов увидел в «Голубиной книге»… еврейскую Тору. На Руси якобы еврейское «сефер тора», «Книга Закона», поняли как «сефер тор», «книга голубя». Но как раз с Торой-Пятикнижием (хоть еврейским, хоть христианским) русский стих слишком расходится, чтобы отождествлять их. А В. Н. Топоров позднее вдруг попытался вывести «Глубинную книгу» из сочинений гностика II в. Валентина. Но запутанные мистические писания гностиков, рассчитанные лишь на «избранных», меньше всего способны были повлиять на фольклор.

И, наконец, совсем недавно появилась и уже выдержала два издания замечательная работа М. Л. Серякова «Голубиная книга — священное сказание русского народа». Обстоятельно, на высоком научном уровне, но вполне доступно исследователь доказывает: таинственная книга — языческий священный текст, замаскированный под христианский древнерусскими «двоеверцами».

По языческим понятиям, не было ничего плохого в том, чтобы наряду со своими богами почитать еще и чужих (например, греческого Христа) или отождествлять своих богов с чужими, лишь бы не отступаться полностью от веры отцов и сохранять уважение к ней. Христианство же видело в этом «двоеверие», явление худшее, чем само язычество. Тем более что дело здесь было вовсе не в плохом знании христианства. «Не токмо же то творят невежи, но и вежи Попове и книжници», — с возмущением писал о почитателях Перуна и Даждьбога анонимный средневековый автор — «христолюбец и ревнитель по правой вере». Гениальный автор «Слова о полку Игореве», пронизанного языческим мировоззрением, вовсе не был врагом христианства: «поганый» у него — ругательство, прилагаемое к внешним врагам Руси. Тем временем в глухих лесах по Збручу все еще стояли священные языческие города, просуществовавшие до самого татарского нашествия, и галицкие князья не пытались устроить против них крестовый поход. В эту эпоху и жил один из «веж попов и книжников», знаток «глубинных книг» — Авраамий Смоленский (ок.1146–1219).

Авраамий происходил из знатной и богатой семьи. Отец его был приближен к князю. Сын, с детства больше всего любивший книги и церковное пение, после смерти родителей раздал имущество беднякам и ушел в монастырь. Начитанный, скромный и послушный монах, став священником, приобрел невероятную популярность в городе как проповедник и учитель. И вдруг на него ополчилось все смоленское духовенство. Авраамия схватили и потащили на суд, призывая сжечь, утопить или распять на стене опасного «еретика». Единственным обвинением было чтение «глубинных [голубиных] книг». Смоленские «христолюбцы» готовы были дойти до глумления над Распятием. Однако на сторону Авраамия встали князь и светская знать. Хотя княжеский суд оправдал вольнодумца, Авраамия изгнали из города. Но вскоре случилась сильная засуха. Епископ тщетно правил молебны. В таких случаях, бывало, владык сгоняли с престолов. И архиерей взмолился к гонимому им «еретику» о прощении. После молитвы Авраамия засуха прекратилась, и он предстал в глазах народа могущественным святым. Умер Авраамий игуменом своего монастыря.

Так что же было в таинственных книгах, известных Авраамию? М. Л. Серяков убедительно доказывает: языческий текст «Голубиной книги», восходящий к общеиндоевропейской древности, существовал уже тогда, когда вещий Олег назвал Киев «матерью городов русских» (в стихе мать городам — Иерусалим, но мать землям — Святорусская земля). И христианизация текста началась уже в конце X–XI вв., когда святым покровителем Руси считался римский Папа Климент, умерший в ссылке в Херсонесе. С XII в. его в этой роли вытеснил св. Андрей. Загадочная книга «Глубина», поначалу терпимая Церковью, существовала уже в XI в. (упоминается в «Изборнике» Святослава 1073 г.). Вполне вероятно поэтому, что именно Авраамий Смоленский и придал «Голубиной книге» тот вид, в котором ее сохранили духовные стихи.

Возможно, знаком был с книгой и новгородский владыка-вольнодумец Василий Калика. По крайней мере, в варианте стиха, записанном на далекой Индигирке среди потомков новгородцев, вместо Давида выступает некий Калига.

Доработка текста, письменного или устного, продолжалась и позже, до XV–XVI вв. включительно. Предсказание, что конец света «при восьмой будет при тысяци», явно появилось не позже 1492 г., 7000 года от сотворения мира, когда все православные народы ожидали Страшного суда. Светопреставление так и не состоялось, зато католик Колумб открыл Америку, изменив этим судьбы мира. А слова о том, что в «Голубиной книге» «