Голуби в траве - [54]

«Пора», — думал Хейнц. Он держал площадь под наблюдением, район между пивным залом и кафе для солдат-негров. На площади было много полиции; на площади было слишком много полиции. Наряд военной полиции, охранявший вход в кафе, был усилен. В военную полицию брали особенно рослых и статных негров. Они носили белые гетры, белую портупею и белые перчатки. Они выглядели как нубийские легионеры Цезаря. Хейнц все еще не знал, как он выкрутится. Самое лучшее — выхватить доллары и убежать в развалины. В развалинах американский мальчишка его ни за что не разыщет. «Ну а если он захочет, чтоб я показал щенка? Он наверняка не вытащит доллары, пока я не покажу щенка». Досадно, что собака убежала. Сделка под угрозой. Но не отказываться же от сделки из-за того, что собака удрала? Смешить людей незачем. Хейнц отлично спрятался. Он стоял у входа в бар «Бродвей». Бар был закрыт. Вход не освещался. Владелец бара предпочел перебраться на настоящий Бродвей. В Новом Свете чувствуешь себя в безопасности. А в Старом Свете можно умереть. Умереть можно и в Новом Свете, но там умираешь в большей безопасности. Владелец бара «Бродвей» оставил в Европе страх, долги, мрак я голых девушек. Он оставил также могилы, огромную могилу, в которой лежали его убитые родственники. Фотографии голых девушек, забытые и заброшенные, продолжали висеть в темной подворотне на грязной стене. Девушки улыбались и игриво прикрывались легкой вуалью. «Американские потаскухи» — приписала рядом чья-то возмущенная рука. Девушки улыбались, игривые, как и прежде, игриво прикрываясь вуалью. Какой-то нацист намалевал на стене: «Проснись, Германия». Девушки улыбались. Хейнц помочился на стену. Мимо подворотни проходила Сюзанна. Она подумала: «Эти свиньи мочатся куда ни ступи». Сюзанна шла в кафе для солдат-негров. Чернокожие часовые из военной полиции попросили Сюзанну предъявить удостоверение. Они держали его в руках, затянутых в ослепительно-белые перчатки. Удостоверение было в порядке. Мимо кафе проехала машина военной полиции, в ней сидели белокожие. Белые полицейские прокричали своим черным коллегам очередную инструкцию. Белые полицейские выглядели менее элегантно, чем черные. По сравнению с черными полицейскими они имели жалкий вид. Сюзанна скрылась за дверью. Один из белых полицейских подумал: «У этих черномазых самые лучшие девки».

В кафе играл немецкий оркестр. Кафе было бедным. Американский оркестр стоил слишком дорого. Поэтому играл немецкий оркестр, и играл вполне сносно. Это был оркестр капельмейстера Беренда. Оркестр играл всевозможные джазовые мелодии, а время от времени «исполнял марш альпийских стрелков или испанский вальс Вальдтейфеля. Марш очень нравился черным солдатам. Вальдтейфель нравился им меньше. Капельмейстер Беренд был доволен. Он с удовольствием дирижировал в клубах и кафе для американских солдат. Он находил, что ему отлично платят. Он был счастлив. Власта сделала его счастливым. Он бросил взгляд на Власту, которая сидела за столиком рядом с оркестром. Власта сидела, склонившись над шитьем. Иногда она отрывала глаза от работы и смотрела на Беренда. Тогда господин Беренд и Власта обменивались улыбками. У них была тайна: они пошли против всех и выиграли; они оба выступили против собственного окружения и его законов и разорвали кольцо предрассудков, грозившее сомкнуться вокруг них. Капельмейстер германского вермахта познакомился с маленькой чешкой в протекторате Богемия и Моравия. Он полюбил ее. С девушками спали многие. Но они презирали девушек, с которыми спали. Лишь немногие любили девушек, с которыми спади. Капельмейстер любил Власту. Сначала он сопротивлялся любви. „На что мне чешка?“ — думал он. Но потом он влюбился, и любовь преобразила его. Любовь преобразила не только его, но и девушку, девушка тоже стала другой. Когда солдаты германского вермахта метались по Праге, словно загнанные звери, Власта прятала господина Беренда у себя в сундуке, а затем бежала вместе с ним из Чехословакии. Власта от всего отказалась; она отказалась от своей родины; господин Беренд тоже отказался от многого; он отказался от своей прожитой жизни; они оба чувствовали, что оторваны от прошлого, они были свободны, они были счастливы. Если бы им раньше сказали, что можно жить так свободно и счастливо, они бы не поверили. Оркестр играл диксиленд. Под управлением капельмейстера Беренда он играл одну из первых джазовых композиций, играл ее на немецкий, романтический лад, в духе „Вольного стрелка“.

Оркестр показался Сюзанне скучным. Бледнолицые идиоты взяли слишком спокойный темп. Оркестр не мог сыграть того, что Сюзанна называла сильной музыкой. Ей хотелось хмеля, хотелось вихря; она хотела отдаться хмелю и вихрю. Досадно, что все негры похожи друг на друга. Как тут разобраться? Всегда лотом уходишь не с тем, с кем надо. На Сюзанне было платье из полосатого шелка. Она носила платье, как рубашку, на голом теле. Она выберет того, кого захочет. Здесь каждый будет рад уйти вместе с ней. Сюзанна искала Одиссея. Она украла у него деньги, но Цирцея, сирены и, может быть, Навзикая, которыми она была, заставляли ее вернуться назад к Одиссею. Она не могла оставить его в покое. Она украла у него деньги, но она не предаст его. Она никогда не предаст и никогда не выдаст, что это он убил Йозефа. Она не знала, действительно ли Одиссей убил Йозефа камнем, но она это допускала. Сюзанна не жалела мертвого Йозефа. «Все мы умрем». Но она предпочла бы, чтобы Одиссей убил кого-нибудь другого. Например, Александра или Мессалину. Но пусть он даже убил, она должна быть с ним рядом, «мы должны держаться вместе, ведь столько вокруг свиней». Сюзанна, ненавидела мир, который, как ей казалось, отверг ее и надругался над ней. Сюзанна любила каждого, кто восставал против этого ненавистного ей мира, кто наносил хотя бы один удар по холодному и безжалостному порядку. Сюзанна верна. Она надежный товарищ. На Сюзанну можно положиться. С ней не надо бояться полиции.