Голуби улетели - [27]

Потом он пошел на рыночную площадь и незаметно присоединился к своим.

— Понял теперь, для чего надо быть грязным? — спросил он Финна. — Будешь чистым — ни пенса не получишь.

Финн кивнул. Завидев полицейского, ребята спасались бегством. Закон запрещал просить милостыню. Финн заметил, что кое-кто из цыган таскал с собой в коробке дешевые церковные книжки. Мозес растолковал Финну, что эти люди вроде бы торгуют книжонками, и потому их нельзя обвинить в попрошайничестве, но сам Мозес и его команда презирали такой способ добывать пропитание.

Почти каждый час Мозес забирал у сестры и братьев собранные деньги (иногда несколько шиллингов) и отправлялся в дальний конец улицы, где в компании с другими мужчинами сидел, привалясь к стене, Паудер.

Мозес отдавал деньги отцу, тот пересчитывал их и шел в трактир. Так Финн узнал, что дети попрошайничают, чтобы у Паудера были деньги на вино. Однако он заметил, что Мозес отдавал отцу не всё, и, когда на площади стало меньше народу и пора было возвращаться, он купил крупы, сахару, хлеба и большой кусок мяса.

Вернувшись к себе, они снова поели тушеного мяса и сразу начали собираться. К счастью, погода стояла прекрасная. Теперь и Финн помогал укладывать вещи, Когда выехали на дорогу, солнце уже садилось, и небо стало удивительно красивым. Как хорошо двигаться на запад, идти и идти все к закату, шагать рядом с Мозесом, видеть впереди фургон и слушать цокот копыт по дороге. Финну нравился запах горящих сучьев и яркое пламя костра в темноте ночи. «Вот уж повезло, что нам встретился Мозес и его семья. Пока мы с ними, нас нипочем не узнают, — размышлял Финн. — Ведь на цыган никто не обращает внимания».

Финн надеялся, что все так пойдет и дальше, пока, продвигаясь на запад, они не доберутся до спасительного дома бабушки О'Флаэрти. Было весело представлять себе, как дядя Тоби и полицейские, преследуя их, прочесывают всю страну, а они возьмут и спокойно пройдут у них под самым носом, — ведь Мозес сказал Финну, что мало-помалу их семья дойдет до Кэрриджмора. Там цыгане купят несколько ослов, перегонят их на север и продадут за хорошую цену. Потом ослоп повезут на пароходе в Северную Африку, чтобы продать арабам. Все складывалось как нельзя лучше, и Финн решил, что наступила передышка и ему не надо быть все время начеку.

Увы!

Вечером они подошли к луговине, где уже расположились три или четыре цыганских семьи. У одних имелся даже автофургон. Большой этот табор раскинулся в излучине реки. Цыгане, должно быть, жили здесь давно — 1 кругом было страшно намусорено. Близ табора бродило много пегих пони, лошадей и ослов, иные были стреножены. Кроме того, некоторые семьи держали длиннобородых козлов.

Семья Паудера расположилась немного в стороне, сам он отправился к большому костру, где собрались мужчины, а остальные принялись ставить шатры и разводить огонь. Мать Мозеса заварила в закопченном чайнике крепкий чай.

Необычное это было зрелище — освещенный большими кострами табор.

Постепенно костры потухли, все разошлись по своим шатрам, и брат с сестрой устроились на соломе под повозкой. Финн, должно быть, уснул.

Проснулся он от страшного крика и увидел, что вокруг стало светло как днем, но свет был какой-то красный. Сквозь спицы колеса ему было видно, что табор окружила толпа людей с пылающими факелами в руках. От факелов пахло керосином. Мужчины окружили лагерь со всех сторон и выкрикивали угрозы. Полуодетые цыгане вылезали из своих шатров и фургонов, протирая глаза.

Люди громко кричали. Финну наконец удалось разобрать слова.

— Проваливайте! — орал какой-то здоровяк с факелом в руке. — Сейчас же проваливайте отсюда! Вы нам осточертели! Шайка ворюг! Грязная саранча! Осточертело нам ваше воровство! Проваливайте! Не то мы вас выкурим!..

В гуще толпы Финн увидел Паудера. Он кричал, размахивая руками:

— А ты сам-то кто такой? Ты-то кто такой?

Паудер стоял, широко расставив ноги и размахивая кулаками.

— Проваливайте, а не то мы вас выкурим! — кричал здоровяк фермер.

Финн увидел, что Паудер протискивается к нему.

— Как вот сейчас двину! Как двину!

Паудер приблизился к здоровяку, но тут из толпы мышел другой фермер, размахнулся, ударил Паудера палкой, и тот рухнул на землю.

— Мы беды не хотим! — кричал фермер. — Добром просим — свертывайте свои шатры и проваливайте! Не то пеняйте потом на себя!

Финн видел, что цыгане растерялись. Стало очень тихо, и мать Мозеса пробралась к Паудеру. Кровь заливала ему лицо, но он уже поднимался с земли. Она помогла ему. Паудер с трудом держался на ногах, жена обхватила его и осторожно повела к фургону.

— Ладно, — сказал другой цыган. — Мы уйдем. Но нам нужно время…

— Только на сборы. Сейчас же начинайте собираться и проваливайте!

Финн был рад, что Дервал не проснулась. Он увидел Мозеса и вылез из-под повозки. Не говоря ни слова, мальчики привели Моза, впрягли его в повозку, а потом запрягли в фургон пони. Разбудили детей, усадили их в повозку и уложили оба шатра. В фургоне горел свет, и Финн увидел, что мать Мозеса вытирает Паудеру лоб мокрой тряпкой.

При свете факелов толпа выглядела очень грозно. Лица фермеров рассмотреть было невозможно, факелы освещали только фигуры, но фермеров было много, и Финн не сомневался, что они исполнят свои угрозы.