Голубая роза - [7]

И без того нелегкая жизнь соседки превратилась в настоящий кошмар. И неизвестно, во что бы она превратилась, если бы не София. София жила на первом этаже, ее младший сын был ровесником Газель, и она-то за три недели избавила девочку если не от ревности, то от истерик и страхов.

– София, ты что, добрая фея? – удивлялись Айше и Сибел.

– Да нет, девочки, просто вы каждая на своей науке зациклены и больше ничем не интересуетесь. А я как раз книжку по детской психологии читаю. И по телевизору специальный цикл передач есть. Вот ты, Айше, высоты боишься, да? Это тоже, оказывается, связано с детскими переживаниями и стрессами.

– Были бы мы в Америке, ты бы могла психоаналитиком работать. Октай говорит, там у каждого свой психоаналитик.

– А у нас пока каждый сам себе психоаналитик. Самообслуживание. Хочешь, Айше, я тебе книгу дам? Сможешь без страха с балкона вниз смотреть!

– Давай!

Так Айше неожиданно для себя стала читать про фобии, мании, стрессы и депрессии… почему после этого она вдруг стала придумывать сюжеты детективов? Она столько их прочитала, что ей бы никогда и в голову не пришло самой стать не читателем, а автором. А после многолетнего чтения чуть ли не всей англо– и франкоязычной классики разве возьмешься за перо?

И вдруг оказалось, что только это занятие важно и интересно для Айше. И каждый день, как сегодня, она торопится после лекции в университете и перед занятиями в школе к своим персонажам, к своему придуманному миру, к исписанным и чистым листам бумаги на письменном столе.

«И как это Сибел ухитряется так равномерно распределить свое время между тем, что ей хочется делать, и тем, что совсем не хочется? И всё-всё успевает! А я вот могу хорошо делать только то, что мне действительно нравится!»

Автобус снова дернулся после очередной пробки, и вдруг Айше поняла, как ей поступить с полицейским.

Обдумав пришедшую идею, она вернулась к реальности и заметила, что сидящий напротив мужчина не отрываясь смотрит на нее и многозначительно улыбается. Только этого не хватало! Она быстро привела в порядок лицевые мышцы – и на нахального незнакомца смотрела в упор не юная, строгая и серьезная дама в очках, доктор или учительница. Мужчина изумленно вытаращился: куда же делась привлекательная, легкомысленно улыбающаяся молодая женщина, поглядывающая на него (именно на него!) сияющими голубыми глазами? И быстро отвел взгляд: на эту унылую и неприступную даму глазеть и неловко и неинтересно.

Айше знала это свойство своей внешности – изменяться не в зависимости от одежды или косметики, а только от настроения и выражения лица. Когда она улыбалась, то казалась почти красавицей; когда была усталой или просто о чем-нибудь напряженно думала, ее привлекательность почти пропадала, и ей можно было дать гораздо больше ее тридцати лет.

Конечно, это присуще практически всем людям: внешность значительно меняется вместе с их внутренним состоянием, но у Айше эти переходы были столь разительны, что мало знакомые с ней люди, бывало, с трудом ее узнавали. Иногда, как сейчас, она пользовалась своей мимикой сознательно, убирая улыбку на экзаменах и заседаниях кафедры и, наоборот, очаровательно улыбаясь не слишком любезной пожилой соседке.

Но это бывало крайне редко, потому что актриса из Айше была никакая. Как правило, эта мимика выражала ее неподдельные чувства, и на ее лице можно было все прочесть так же ясно, как в газетных заголовках.

Вот и сейчас она чуть было не заулыбалась снова: понятно, какой полицейский ей нужен. И это называется «муки творчества»? Айше не испытывала от своей едва начавшейся писательской деятельности ничего, кроме удовольствия.

Она вспомнила, как радовалась, когда придумала, куда ей спрятать свою начитанность и знание европейской литературы. Изображать саму себя в романе не хотелось, а перегружать авторский текст литературными параллелями и ассоциациями тоже нехорошо и претенциозно.

Помогла иногда появляющаяся русская соседка Катя. Она в связи с чем-то сказала, что в России все очень много читают – даже в транспорте достают из сумок книги и журналы. Из этого и из Катиных бесконечных жалоб, как ее не любит турецкая свекровь и как ей завидует золовка, появилась русская героиня, совсем, правда, не похожая ни на Катю, ни на саму Айше.

Сибел отнеслась к этому критически:

– Ты так мало знаешь о русских, зачем она тебе?

– Но я знаю, какая она! Понимаешь, я ее прямо вижу. Она будет филолог, как я.

– Откуда ты можешь знать, что они там читают? Катя, по-моему, ничего.

– Это ты зря. Я проверяла. Она, например, в отличие от тебя, Мопассана читала и знает, кто такие Бальзак и Голсуорси.

Сибел обиженно замолчала. С Мопассаном был связан давний бессмысленный спор между нею и Айше.

– Как ты можешь еще и писать для него лекции?! – почти кричала на Сибел подруга. – А учебник? Он по крайней мере должен указать тебя как соавтора, если не автора! Или он считает, что это в порядке вещей? Мало того, что ты превратилась в кухонный комбайн, он тебя еще использует, как Мадлену Форестье!

– Кого-кого? – Сибел тщетно пыталась вспомнить, кого из общих знакомых могли так звать.