Голубая мечта - [3]

Боязнь снова столкнуться с Ухлюпиным заставляет Дробанюка обогнуть по перрону все длинное здание вокзала и выйти к трамвайной остановке сбоку. Рядом тут и нечто вроде неофициальной стоянки служебных автомашин — как раз под автоинспекторским знаком, запрещающим ее здесь. Навьюченный авоськами Дробанюк проходит мимо этой стоянки, забитой сейчас преимущественно «Волгами», лоснящимися своими лакированными боками. Здесь людно, мелькают букеты цветов.

— Иван Петрович! — раздаются преданно звучащие голоса. — Со счастливым возвращением вас…

— Не могли дождаться!..

— Позвольте почеломкать!..

— Коллектив в полном боевом!

— Сиротами себя чувствовали!..

Эти голоса больно хлещут по самолюбию Дробанюка, заставляя страдальчески морщиться. «Вот же как у людей!.. — завистливо думает он. — А тут!..» И вдруг замечает в этом автомобильно-человеческом хаосе Ухлюпина и его подхалимов, усаживающихся в зеленый «Москвич». Конечно, на фоне респектабельных «Волг» «Москвич» выглядит более чем скромно, но все же… Лучше уж на «Москвиче», чем ни на чем.

Внутри у Дробанюка все от зависти обрывается, ноги слабеют и начинают дрожать. Но жуткая мысль о том, что его могут заметить, а затем прозвучит лошадиное «буг-га-га», заставляет его вымученной трусцой добежать до длинного ряда автоматов газированной воды и спрятаться за ними.

Из укрытия Дробанюк с оглушительно бьющимся сердцем наблюдает за тем, как зеленый «Москвич», фыркнув струей плотного синего дыма, выруливает на дорогу и резво убегает по направлению в город. Лишь после этого Дробанюк с некоторым облегчением переводит дух, но к трамвайной остановке, куда ему надо идти, не торопится. Его мысли, словно подстегнутые, с лихорадочной скоростью вырабатывают спасительный рецепт против состояния позора и унижения, которое он ощущает всеми клеточками своего тела. Дробанюк понимает, что просто сесть в трамвай и поехать то ли к себе в управление, то ли домой категорически невозможно. И тогда он прислоняет авоськи и баул к автомату-газировке и роется в карманах в поисках двушки. Такой монеты как назло нет, и он обращается к лоточнице, торгующей неподалеку пирожками.

— Я вам не разменное бюро! — отмахивается та, и Дробанюк вынужден искать двушку в разбросанных близ вокзала ларьках, косясь все время на баул и авоськи. Как это часто бывает, найти нужную монету становится почему-то невозможным. Возвратившийся к лоточнице Дробанюк сует ей рубль на пару пирожков, хотя есть ему не хочется, и заискивающе умоляет дать на сдачу хотя бы одну двушку.

— Ну что за народ такой!.. — сердится лоточница, но все же находит ему сразу несколько монет, которые чуть ли не швыряет в лицо.

Теперь надо идти через всю привокзальную площадь к обойме телефонных будок, а значит — тащить с собой баул и авоськи. Но одна рука занята пирожками. Они завернуты в клочок бумаги, успевшей насквозь промаслиться и испачкать пальцы. Дробанюк какое-то время стоит в растерянности, не зная, что делать с пирожками. Выбрасывать вроде неудобно — везде народ, да и некуда, поблизости нет ни одного мусорного ящика. Дробанюк с отвращением кусает пирожок, начиненный отвратительно кислой капустой, и с мучительной гримасой жует его.

Покончив с пирожками, он снова впрягается в свой груз и пересекает привокзальную площадь. Телефонных будок всего четыре, но исправный автомат лишь в одной, куда длинная очередь. Ждать приходится очень долго. Но вот, наконец, опустив в желобок автомата двушку, Дробанюк набирает номер и слышит в трубке голос главного инженера.

— Константин Павлович? — подчеркнуто буднично воспринимает Калачушкин его звонок. — Вы уже вернулись?..

— Почти вернулся, — уклончиво отвечает Дробанюк. И, поплотнее прикрыв дверь телефонной будки, добавляет вполголоса — Я тут… у железнодорожных товарищей…

— Где? — не улавливает намека тот.

— Ну, на вокзале пока…

— А-а.

«Бэ-э, — кипит внутри от возмущения Дробанюк. — Осел!». Но он сдерживает себя и в трубку говорит эдаким беззаботным тоном:

— Знаешь что? Пока я тут… у железнодорожных товарищей… подошли-ка, наверное, сюда мой «Москвичок».

— А вы не домой? Сразу сюда? — наивно спрашивает Калачушкин.

«Боже, с кем я работаю! — мрачно думает Дробанюк. — Это же целых два осла. Нет — стадо, целое поголовье!». Не отвечая прямо на идиотский вопрос главного инженера, он солидно покашливает в трубку:

— Дела, брат, в рай не пущают. Так что подошли. Здесь возле трамвайной остановки как бы стоянка такая… Ну, неофициальная вроде, для служебных машин.

— Федя-то, наверное, в курсе? — простодушно отвечает главный инженер, имея в виду водителя «Москвичка». — Я передам ему.

«Дубина! Баобаб! Пень!»— негодует про себя Дробанюк. А вслух осторожно намекает:

— Да ты бы лучше сам подскочил…

Ему во что бы то ни стало хочется втемяшить в тупую башку главного инженера, что от него сейчас требуется.

— Постройком через полчаса, — ссылается на занятость Калачушкин, и это подталкивает Дробанюка к более решительному тону.

— Нет чтобы шефа встретить как полагается! Никак не назаседаются!.. — грубо бросает он. — Так вот что, — тоном, не терпящим возражений, продолжает он, — прихватывай главбуха и дуйте ко мне на вокзал. Пока я тут… у железнодорожных товарищей… закончу, а потом все вместе поедем в трест, надо один вопрос срочно решить.