Голубая лагуна - [12]

Скоро все было кончено, и второй баркас отчалил. Половина людей на нем были ранены в голову, при чем двое из них лежали без сознания.

Было это на закате следующего дня. Первый баркас лежал в дрейфе. Последняя капля воды была выпита давным-давно.

Подобно грозному приведению, второй баркас преследовал его весь день, моля о воде, которой больше не было. Люди первого баркаса, мрачные и угрюмые, подавленные сознанием преступления, мучимые жаждой и голосами своих жертв, принимались усиленно грести, как только вторая лодка пыталась к ним приблизиться.

Время от времени, как бы движимые общим побуждением, они выкрикивали в один голос:

— Нет во-ды!

Но напрасно они опрокидывали бочонок, чтобы доказать, что он пуст, — обезумевшие от жажды несчастные не верили им, убежденные, что товарищи утаивают от них воду.

В тот миг, когда солнце коснулось воды, Лестрэндж стряхнул овладевшее им оцепенение, приподнялся и заглянул через шкафут. На расстоянии: кабельтова, он увидал второй баркас, освещенный светом заходящего солнца, и населявшие его призраки, которые, при виде поднявшегося человека, высунули в немой мольбе на показ свои почерневшие языки.

О последовавшей ночи невозможно говорить. Мучения жажды были ничто в сравнении с пыткой от хнычущей мольбы, доносившейся к ним время от времени в течение всей ночи.

Когда, наконец, их завидел французский китоловный корабль Араго, люди на первом баркасе были еще живы, но трое из них потеряли рассудок. На втором баркасе не уцелело ни одного.

X. Остров.

         — Дети!.. — крикнул Падди. Он держался на краспиц-салинге, совещенный восходящим солнцем, между тем как дети, закинув головы, смотрели на него снизу. — Дети! Впереди нас остров!

— Ура! — завопил Дик. Он не вполне понимал, что такое значит остров, но голос Падди выражал необычайное ликование.

— Земля и есть! — сказал тот, спускаясь на палубу. — Идите сюда на нос, я вам покажу…

Он взлез на бревна и поднял Эммелину на руки; даже с такой незначительной вышины ей удалось разобрать на горизонте какой-то предмет неопределенного цвета — скажем, зеленоватого. После того, как Дик взглянул, в свою очередь, и объявил, что и смотреть-то не на что, Падди стал готовиться к отбытию.

Только теперь, при виде земли, он впервые смутно почувствовал ужас того положения, из которого им неожиданно открывался исход.

Он наскоро покормил детей бисквитами и мясными консервами, потом принялся собирать вещи и складывать их в шлюпку, грызя бисквит на ходу. В шлюпку отправились: сверток фланели, все старое платье, футляр с нитками и иголками, какие водятся иногда у моряков, полмешка картофеля, старая пила и много всякой мелочи, не говоря уже о воде и провизии, которые они раньше взяли с собой. Когда все было готово, он прошел с детьми на пос посмотреть, что делается с островом.

За каких-нибудь час-два времени остров значительно приблизился и отодвинулся вправо; это означало, что бриг относится довольно быстрым течением, и что остров останется мили на две, на три в стороне от него. Хорошо еще, что они имели в своем распоряжении шлюпку.

— Вокруг него со всех сторон море, — заметила Эммелина, сидя на плече у Падди и разглядывая остров, на котором уже ясно виднелась зелень деревьев, выделяясь оазисом на сверкающей небесной лазури моря.

— Мы туда идем, Падди? — спросил Дик.

— Туда, и на всех парах, — объявил Беттон. — К полудню причалим, а не то и раньше.

Ветер посвежел и дул прямо с острова, как будто последний тщетно пытался сдунуть их прочь…

О, что это был за свежий душистый ветерок! Сколько тропических растений слили свои ароматы в один букет!..

— Понюхайте, — сказала Эммелина, раздувая ноздри. — Это то же, что я чувствовала вчера вечером, только сильнее.

По последнему вычислению, сделанному на "Нортумберленде", корабль находился на юго-восток от Маркизских островов. Таким образом, это был, очевидно, один из мелких пустынных островков, лежащих на юго-восток от последних, — самых пустынных и самых очаровательных островков в мире.

Теперь он вырастал у них на глазах, все более сдвигаясь вправо. Уже виднелись холмы и пятна темной и светлой листвы. Вокруг выделялась как бы кайма белого мрамора. Это была пена прибоя на рифах.

Прошел еще час, и стала явственно видна перистая листва кокосовых пальм. Тогда старый матрос решил, что пора пересесть в шлюпку.

Он поднял над перилами Эммелину, сжимавшую в объятиях свой багаж, и опустил се в шлюпку; затем посадил туда же Дика.

Минуту спустя шлюпка уже отделилась от "Шенандоа", предоставляя ему продолжать свое таинственное плавание по воле морских течений.

— Ты не к острову ведешь, Падди! — крикнул Дик, когда старик повернул шлюпку влево.

— А ты помалкивай, — возразил тот, — яйца кур не учат! Каким чёртом я бы мог достигнуть земли, если бы полез прямо ветру в глаза?

— Разве у ветра есть глаза?

Беттон не отвечал. Он был озабочен. Что, если остров обитаем? — Он знал туземцев Самоа за добрых малых, но здесь он не имел представления о том, что его ожидает. Впрочем, сколько ни тревожься, толку от этого не будет. Приходилось выбирать между островом и пучиной морской. Он поставил лодку на правый галс, зажег трубку и прислонился спиной, захватив румпель локтем. Зоркий глаз моряка усмотрел проливчик между рифами, и теперь он вел шлюпку в уровень с этим проходом, чтобы затем ввести ее внутрь на веслах.