Голубая комната - [2]

- На Пицунде их много, целая роща.

- Знаю, - сказала Женя.

Мы одолели железнодорожную насыпь, двинулись по шпалам, спустились на бетонный волнорез, я спрыгнул вниз и поймал Женю. Здесь было просторно, пусто, над нами поднимался берег. Странно было видеть в октябре эти глубокие зеленые краски: широколиственный лес взбирался по крутому склону, кое-где голубели сосны, на фоне деревьев бежал поезд. Плавным, спокойным было его движение. Лучи солнца не проникали глубоко в лес, и видны были темные прогалы между дубов и кленов, размытые тени, какие-то синие кусты. Поезд пробежал, и эти мгновения запомнились с такой легкостью, как будто я давным-давно уже видел этот берег. И не один раз...

В шашлычной на вымощенном камнями пятачке расставлены столы и стулья, дремлет старый сытый кот, и днем тут не надо стоять в очереди, потому что с дикого пляжа еще никто не пришел, кроме нас с Женей и того самого старичка, что стоял с нами в камере хранения.

Женя присела за столик, а мы с ним получали обед, и я успел спросить его, не заметил ли он чего такого со своим баулом.

- Нет как будто, - сухо ответил он и занял столик у большого пробкового дерева.

...Я рассказал Жене о чемодане, рубашке и бритве. А вот и камера хранения. Я протянул квитанцию в окошко. Машинально получил Женин чемодан и тут только рассмотрел, что подавал его не вчерашний мужчина, а женщина.

Удивительная это была женщина: прическа высокая, глаза светятся под очками зелеными искрами, платье тоже с какими-то искрами, впрочем, после целого дня на солнце это могло и показаться... Я отошел. Поднялся на горку. В бассейне плавали красные и оранжевые рыбы. Ни души; в доме отдыха тихий час... Прислонившись спиной к серой глыбе, нагретой солнцем, я ждал. Женя вышла на балкон.

- Спускайся вниз, - сказал я.

- Не хочется, - ответила она; постояла, постояла - ушла с балкона. Я увидел ее на крыльце. Она сказала:

- Пойдем, расскажу о чемодане.

Мы пересекли тень от эстакады, выбрались на дикую тропу и повернули в сторону Адлера. Там - песчаный пляж, редкость для Кавказа, и песок крупный, серый, горячий, а море почти такое же голубое, как за бетонной стеной, где мы купались утром. Справа - красный тревожный свет, солнце почти коснулось воды.

- Знаешь, я сразу поняла: что-то не то, - начала рассказ Женя. Слишком уж все выглажено, а туфли как новые. Может быть, я и не заметила бы ничего, да ты подсказал. Вышитый цветок на кофте и тот как будто только что распустился, да вот посмотри... а ведь он давно вылинял.

- Э, дело не в цветке.

- А в чем?

- А вот прочти...

- Тут по-итальянски, я не умею.

- И никто теперь не сумеет, название фирмы нужно с конца читать. Это слово тебе знакомо?

- Вроде - синтетика... если с конца.

- В том-то и дело. А так все в порядке. Нужно бы им спасибо сказать.

- Кому им?

- Ну, тем, кто в камере...

- А-а... Что это они удумали?

- Сегодня на пляже двое о том же говорили. О камере хранения. Два парня у волнореза, я к ним прикурить подходил, один в очках, на аспиранта похож, так вот он сказал: "Это не камера хранения, а камера обмена старых вещей на новые". А второй парень ему ответил: "Ну и даешь ты, Вадим, кому это надо: старье брать, а новое отдавать?" А тот, первый, Вадим, ему отвечает: "Мало ли кому. Ты вот сидишь здесь и думаешь небось, что ты венец творения, думаешь ведь?.. А того не понимаешь, что если бы так оно и было, то и в камере хранения такой ничего удивительного не было. Но то-то и оно, что не венец ты творения, Родя, а предмет изучения. Статью космонавта Поповича о разумной жизни на спутниках Сатурна и Юпитера читал? Допустим, она есть. Те, с других планет, поступают так же, как мы. Мы ищем каменные ножи, амфоры, наконечники копий, берестяные грамоты, глиняные таблички, все, что создано руками человека. Они тоже..." И тут я перебил их. Прикурил. Отошел, усмехнулся про себя, а через некоторое время задумался всерьез об инопланетном разуме, представляешь?

...Как-то я заглянул в окошко; рядом никого не было, я я вдруг увидел, что камера хранения намного просторнее, чем я думал. А вместо пола, казалось, была морская гладь, и, только присмотревшись, я понял: это голубой ковер... Передо мной возникла та самая женщина.

- Скажите, - спросил я самым естественным тоном, - вы, конечно, слышали о Венере Милосской, олицетворяющей женскую красоту?

- Да, - ответила она и как будто задумалась, загляделась на свое кольцо с восхитительным зеленым гранатом. Такой гранат, я знал, как будто бы помогал угадывать будущее.

Но речь шла о далеком прошлом. И это далекое прошлое было моей специальностью совсем еще молодым человеком я защитил диссертацию с культуре Средиземноморья такого давнего периода, что на защите не нашлось ни одного серьезного оппонента.

В ее гранате вспыхнула и пропала изумрудная искра, несомненно, игра света. Я сказал:

- Весной тысяча восемьсот двадцатого года крестьянин с острова Милос по имени Юргос воткнул в землю лопату и натолкнулся на изумительную скульптуру. Потому и названа она Милосской. Но Венера была без рук.

- Нет, - возразила она односложно, и я постарался скрыть удивление.