Головы моих друзей - [5]

И вдруг он физически ощутил, что так хорошо, как хорошо было ему о ней, ему уже не будет ни с кем.

Он всю ночь курил и ушел рано, никого не разбудив, не позавтракав, только оставил на столе записку с номером своего гостиничного телефона.

Он ушел по пустынной утренней Москве. Ему хотелось участия, думал зайти к Виктору и Ольге, но было еще рано, и когда он пришел в гостиницу, то сразу же заказал далекий южный город, где был единственно родной человек — его маленький сын.

Жена не удивилась звонку. За долгую совместную жизнь она привыкла не удивляться ничему, связанному с М.

— Разбуди сына, — сказал он.

М. представил ее послушную фигуру, ее пахучее теплое тело, представил, как она идет к постели и поднимает малыша, и ему было до боли жаль ее, как было жаль Дину, как было жаль себя.

— Ну что же ты, папочка, все пишешь, что приедешь, а сам все не едешь и не едешь?

— Работа у меня такая, сын…

— Мама говорит: ты путешественник. Геолог, значит, да? Полярник, значит, да?.

— Да, сын, геолог. Работа у меня такая…

— А я хочу с тобой ездить! А то мама никуда не ездит.

— Хорошо, сын, будем вместе ездить… ладно?

— Ладно! Ну, ты приезжай, папочка, ладно? Я еще подожду. Я еще не пойду в школу, ты приезжай, ладно?

— Хорошо, сын… конечно, приеду. Поцелуй маму, она у нас хорошая… слушайся ее…

— Да я и так слушаюсь, а ты все не едешь… А мама плачет. Ты не плачь, мам, ведь он приедет. Пап!! Пап! А дедушка Теин не приедет?

— Нет, не приедет…

— А почему он не приедет? Мы с ним так хорошо тогда танцевали, а ты нас фотографировал. Я хочу к дедушке Теину!

— Вот поедем на Чукотку, тогда увидишь дедушку Теина. А фотографии я тебе обязательно пришлю.

— Присылай фотографии! Только скорей! Приезжай, а потом присылай фотографии…

На другом конце провода в далеком южном городе положили трубку.

М. чувствовал опустошенность и усталость.

— Надо спать, — сказал он себе.

Проснулся он вечером и пошел к Виктору. Но соседка сказала, что Ольга и Виктор выехали за город, им кто-то срочно звонил, и вернуться они обещали завтра.

«Сейчас она чего-нибудь попросит», — подумал он о соседке и торопливо распрощался. Почему-то все всегда чего-нибудь у М. просили, и всегда это были незнакомые люди. В Магадане на почте «бичи» просили мелочь на телеграммы. М. давал, а они уходили пить. У газетного киоска у него просили мелочь такие же потрепанные лица, и М. не давал, а просто вел их к ларьку и всем покупал вино. И совсем уж свирепел, когда вспоминал, сколько раз к нему за день обратились с вопросом: который час и как пройти на незнакомую улицу, обращались именно к нему, хотя вокруг были сотни москвичей, которые знали, который час, и знали, как пройти на эту самую улицу. «Черт возьми, — думал М., — наверное, у меня лицо такое».

На углу М. купил сетку, сунул ее в карман («надо бы вина сухого купить, ребята просили»), но тут зажглись вечерние огни.

Огни «Праги» позвали его, он вспомнил, что голоден, и решил вино купить потом, после ужина.

Ужинал плохо, больше смотрел на танцующих людей, и было ему грустно. Он уже был там, на Чукотке, он вспоминал, как выглядит сейчас снег, он видел, как выходит из дому старик Теин, смотрит на солнце, вздыхает и щурится, и радуется солнцу; он видел Дину в аэропорту Магадана, видел, как она ждет самолет на Анадырь, но рейс отложили, погоды нет, и она сидит в кресле, дремлет, дыхание ее ровное и теплое. Вот М. подходит к ней и целует ее губы, тихо-тихо, она не открывает глаз, а только улыбается, она знает — это М. Все рады, что М. прилетел, и конечно же, у М. есть что-то в запасе, вон какой громадный рюкзак; а смешной Келевье зовет М. в ярангу, там давно кипит мясо, много мяса: для М. убили молодую важенку, а детишки стойбища носятся с невиданными игрушками, и взрослые тоже радуются, как дети, М. всегда приезжал с игрушками в стойбище, где есть дети; и. М. на забое, олени мечутся в корале, Хечикьяв резко швыряет чаат, петля захватывает рога оленя, стягивает, ремень вот-вот порвется от натяжения, но у Хечикьява не бывает плохих ремней, он потихоньку, не спеша подтягивает оленя, валит его на землю и незаметным молниеносным движением всаживает нож в сердце по самую рукоять.

— Зачем ты это сделал, Хечикьяв?

— Вы что-то сказали?

М. провел рукой по лицу:

— Нет… Да… Будьте добры, вот мой номерок, в кармане куртки сетка, мне нужно вино с собой, сухое вино, две бутылки бренди, а остальное, сколько войдет, вино. Бутылки заверните, пожалуйста.

М. допил кофе, ему принесли тяжелую сетку, он посмотрел на часы: уже была полночь.

Свет в окнах Виктора и Ольги был потушен. «Их все равно нет дома», — подумал М., идти в гостиницу ему не хотелось, а больше идти было некуда.

И тут М. понял, как можно быть одиноким, даже если вокруг много людей, и почему-то вдруг подумалось, что в тундре, в снегах, в многодневных нартовых переходах, когда он был совсем один, он и собаки, и только, — он не чувствовал одиночества. Просто он всегда был занят делом, и его всегда ждали друзья.

М. засмеялся. Он знал, что делать.

Он быстро спустился в подвал дома, толкнул дверь мастерской Ольги, мастерская, конечно же, была заперта. Он изучил замок, достал нож, надавил тонким лезвием на защелку, приподнял дверь вверх, и она тихо отворилась.