Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы - [10]

В статье содержался обзор современных пьес. В ней даже обнаружился символический букет цветов, который автор бросил на сцену постановки, осуществленной мною несколько лет назад. Меня это не вдохновило. Ну и что из того? Вот почему я с облегчением увидел, как ко мне приближается юный Билли Трент с вечной улыбкой на лице.

– Привет, Пит, – сказал он, встав так, чтобы через стол нас разделял сифон с содовой водой. – Итак, что мы будем сегодня?

Я улыбнулся в ответ. Пусть он сейчас был не в своем уме, но молодой Билли Трент излучал здоровье всей своей атлетической фигурой и чистотой ясных голубых глаз. Ты знал, что виной всему оказался неловкий удар головой на футбольном поле, и потому общение с ним давалось легко, превращаясь даже в своеобразное развлечение.

– Что будем заказывать, Пит?

– О, я, право, даже не знаю, Билли. Пожалуй, принеси мне пару шариков орехового мороженого. И ради всего святого, получи лицензию на продажу спиртного. Иначе от твоей пищи у меня может случиться несварение желудка.

V

День продолжался обычным чередом. Дисциплина в заведении доктора Ленца поддерживалась строго, но без крайностей. Каким бы распланированным заранее ни был распорядок каждого пациента, в него всегда дозволялось вносить некоторый элемент спонтанности. Все это слегка напоминало организацию отдыха туристов на борту круизного лайнера.

В десять часов утра я обычно посещал хирургическое отделение, где доктор Стивенс, розовощекий и улыбающийся, как несколько крупноватый херувим, ощупывал и простукивал меня, заставлял показывать язык и осматривал глаза, сопровождая все это непрерывными комментариями по поводу погоды на улице, упадка театрального искусства в Америке и других безопасных и ни к чему не обязывавших тем. В это утро он информировал меня о надвигающихся снегопадах и о том, что в моих анализах мочи не наблюдалось больше чрезмерного избытка белка. Поинтересовался моим мнением об актрисе Кэтрин Корнелл, а потом перешел к более интимным вопросам, на которые я смог дать вполне удовлетворительные ответы. Под конец он заявил, что если психиатры так же довольны моим состоянием, как он сам, ничто не сможет помешать мне покинуть лечебницу и снова стать режиссером-постановщиком спектаклей на Бродвее в течение считаных недель.

После этого меня ждала беглая ежедневная проверка моего душевного состояния доктором Морено. Он работал в клинике Ленца не так давно, приглашенный вместе со Стивенсом из самой современной медицинской школы Калифорнии. Мисс Браш заверила меня, что это первоклассный психиатр, и я был склонен с ней согласиться. Хотя мне не нравился сам по себе тип молодого и талантливого врача, этот человек внушал даже некоторое восхищение. Он обладал уверенными, несколько небрежными манерами, способными обнадежить самого издерганного пациента. Но в это утро он предстал передо мной несколько иным. Я, конечно, мог только гадать, что с ним творилось, но в нем самом ощущались нервозность и настороженность.

Когда он закончил со мной, мисс Браш собрала всех на утреннюю прогулку. Март выдался холодным, повсюду еще лежал глубокий снег, а потому нас тепло укутали с поистине материнской заботой. Я отметил, что мисс Браш собственноручно повязала шарф на шее Лариби и помогла ему надеть калоши. При этом она одарила его быстрой, но адресованной лично ему улыбкой, и от меня не укрылась сверкнувшая при этом ревность в глазах юного Билла Трента. Мисс Браш он просто боготворил. Но если на то пошло, мы все относились к ней подобным образом. Порой мне казалось, что она сама по себе была частью терапии.

После продолжительных сборов мы вышли из здания. Десять или одиннадцать взрослых мужчин, державшихся парами наподобие школьников. В целом нас доверяли попечению мисс Браш, но и мой друг-борец Джо Фогарти увязался следом, делая вид, что ему тоже случайно понадобилось пройтись в том же направлении.

С радостью и удивлением я обнаружил среди нас Геддеса. Он даже не упомянул о случившемся с ним приступе. Вероятно, он даже не подозревал, что это опять произошло. И мы пошли с ним в паре, похожие на двух приятелей.

Впрочем, все вели себя смирно до тех пор, пока здание лечебницы не осталось позади, а мы не оказались на принадлежавшем заведению поле площадью примерно сто акров.

Старый Лариби с синим шарфом под одутловатым красным лицом притих, медленно шагая по снегу. Но внезапно он остановился, и в его глазах снова появилось выражение, которое я видел прошлой ночью.

Остальные тоже остановились, глядя на него с вялым любопытством. Он же ухватил мисс Браш за руку и хрипло сказал:

– Нам нужно срочно возвращаться.

Мы все сгрудились вокруг него, за исключением Билли Трента, который с напускной увлеченностью лепил и кидал куда попало снежки. Джо Фогарти приблизился и встал рядом с мисс Браш.

– Нам необходимо вернуться, мисс Браш. – Нижняя губа Лариби непроизвольно тряслась. – Мне только что поступило предупреждение. Сталь упадет сегодня еще на десять пунктов. И если я срочно не доберусь до телефона, чтобы дать распоряжение продавать акции, это меня разорит. Полностью разорит.

Мисс Браш старалась успокоить его, но все оказалось бесполезно. Он был уверен, что слышал голос своего биржевого агента-брокера. Слышал прямо у себя в ухе. Старик умолял и спорил с отчаянным упрямством, словно хотел убедить в разумности своих слов даже не медсестру, а самого себя.