Головокружение - [5]

Хэссон выпрямился и потряс головой, как боксер, приходящий в себя после нокдауна. Доулиш заснул в кресле напротив, а его рука с посиневшими костяшками все еще сжимала микрочтец. Хэссон сразу же понял, что какое-то время проспал, а потом он вспомнил, что находится на пути в Канаду и что впереди у него новая неизвестная жизнь под чужим именем.

Перспектива была пугающая, но еще больше Хэссона волновало то, что он встречал эти трудности в теперешнем состоянии — беспомощный, с весьма ненадежной опорой в виде психотропных пилюль. Несколько минут Хэссон глубоко дышал, потом поднялся и пошел в туалет, расположенный в передней части пассажирского салона. Звукоизоляция в туалете была не такой хорошей, как в салоне, и на мгновение его ошеломил грохот обшивки корпуса, но Хэссон покрепче уперся в перегородку и достал из кармана бутылочку с лекарством. Сорвав пробку и не давая себе времени передумать, он высыпал золотисто-зеленые капсулы в унитаз, все до одной.

Когда Хэссон вернулся на свое место, он опять расслабился и готов был заснуть, но при этом испытывал спартанское удовлетворение, которое всякий раз появляется, при отказе от скверного компромисса. Он останется Робертом Хэссоном, прежним и настоящим. Да, сейчас он ущербен, изуродован, болен — но его будущее, это его будущее! И он примет его с открытым забралом.

2

В связи с техническими неполадками трансконтинентальный коридор к западу от Реджины был закрыт, и Хэссон завершил свое путешествие на поезде.

Добрался он до Эдмонтона утром, около одиннадцати. Выйдя из поезда, Хэссон сразу же изумился холоду залитого солнцем воздуха, который буквально омывал его подобно водам горного потока. Раньше такое сочетание низких температур и солнечного света встречалось Хэссону только при высотном патрулировании над Пеннинами. На мгновение он снова ощутил, что летит на опасной высоте, а далеко под ним ним созвездием мерцает стая чаек. Хэссон вздрогнул и пришел в себя. Он внимательно осмотрел железнодорожный вокзал. Платформа выходила далеко из-под сетчатой крыши и ныряла в испещренный колеями снег. На фоне бескрайних снежных равнин городские строения высились мрачным серым забором. Хэссон не знал встречавшего его человека в лицо, поэтому стал внимательно всматриваться во всех проходящих. Мужчины как на подбор казались громадными и пугающе добродушными. На многих из них были красноватых тонов клетчатые куртки — неукоснительное подтверждение ожидаемой туристами манеры канадцев одеваться.

Неожиданно почувствовав себя подавленным и испуганным, Хэссон взял чемоданы и направился к выходу. В эту минуту симпатичный смуглолицый мужчина с карандашной линией усиков и необыкновенно яркими глазами шагнул ему навстречу и протянул руку. Лицо незнакомца было столь искренне дружелюбно и светилось такой радостью, что Хэссон посторонился, опасаясь помешать встрече близких людей. Он бросил взгляд через плечо и с изумлением обнаружил, что сзади никого нет.

— Роб! — Незнакомец сжал плечи Хэссона. — Роб Хэссон! Как здорово снова встретиться. Просто здорово!

— Я… — Хэссон взглянул в ласковые, полные сочувствия и любви глаза и вынужден был придти к выводу, что это и есть встречавший его канадец Эл Уэрри. — Приятно снова вас видеть.

— Ну, вперед, Роб! Похоже, тебе не помешало бы выпить. — Уэрри принял чемоданы из послушных рук Хэссона и направился к выходу. — У меня в машине есть бутылка виски, и… догадайся, что!

— Что?

— Твое любимое! «Локхарт»!

Хэссон был поражен.

— Спасибо, но как вы…

— Ничего был тот вечерок в пабе! Помнишь? Ну, тот, в десяти минутах езды от здания Воздушной академии. Как он назывался?

— Не могу вспомнить.

— «Гавайский», — подсказал Уэрри. — Ты пил виски «Локхарт». Ллойд Инглис выбрал водку, а я учился пить ваш боддингтонский эль. Ну и ночка!

Уэрри подошел к вычищенной до блеска машине с гербом города на дверце, открыл багажник и начал укладывать чемоданы.

У Хэссона появилась минута, чтобы собраться с мыслями. У него было самое смутное воспоминание о том, что лет семь-восемь тому назад он участвовал в приеме группы канадских полисменов, но все подробности того вечера забылись. Теперь стало очевидным, что Уэрри был одним из гостей, и Хэссон был смущен и встревожен тем, что его новый знакомый способен столь четко помнить такое незначительное событие.

— Прыгай, Роб, и двинули отсюда! Я хочу привезти тебя в Триплтри к ленчу. Мэй готовит для нас отбивные из лосятины, а я готов поспорить, что ты никогда ее не пробовал.

С этими словами Уэрри скинул пальто, аккуратно сложил его и пристроил на заднее сиденье автомобиля. Его шоколадного цвета форма с нашивками начальника городской полиции, была безупречно свежа. Сев в машину, он некоторое время приглаживал мундир на спине, чтобы не помять его о спинку сиденья Хэссон тоже уселся, не менее тщательно проследив за тем, чтобы его позвоночник был прям и имел хорошую опору в поясничном отделе.

— Вот что тебе надо, — сказал Уэрри, доставая фляжку из «бардачка» и вручая Хэссону. Он снисходительно улыбнулся, показав здоровые квадратные зубы.

— Спасибо.

Хэссон покорно принял фляжку и, откинув голову, отхлебнул из нее. При этом он заметил, что на заднем сиденьи рядом с пальто Уэрри лежит антигравитационный ранец полицейского образца. Виски было тепловатым, почти безвкусным и чересчур крепким, но Хэссон сделал вид, что наслаждается им. Это оказалось поистине геракловым подвигом, поскольку жидкость обожгла одну из язвочек во рту, тревоживших его уже которую неделю.