Голова путешественника - [19]

– Вот это да! – пробормотал Найджел, снова накрывая голову тканью.

– Как вы смеете! – раздался с порога яростный голос Мары Торренс.

Она швырнула поднос с кофе на столик и, оттолкнув Найджела, встала между ним и глиняной головой, как будто защищая от него свое творение.

– Как вы смеете подглядывать?!

– Так это ваша работа?

– Ненавижу, когда смотрят на вещи, которые я еще не закончила. Извините, что я так сорвалась, – уже спокойнее сказала она.

– Не закончили? Понимаю.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, я хотел спросить – вы что, и в самом деле представляете Роберта Ситона таким?

– Ну что вы! – На лице у нее появилось смущенное выражение, голос погас и слегка задрожал. – Сама не знаю, как это получилось, – произнесла она неуверенно. – Я… она меня пугает. Лучше начну все сначала.

– Но, вы знаете, получилась весьма впечатляющая вещь. Очень хорошая, поверьте мне. Потрясающая.

– Что там такого потрясающего? – спросил ее отец, входя в комнату.

Найджел показал на голову.

– А, это. Да, Маре перешла частичка моего дарования… Ну что ж, это будет хороший удар справа для Джанет. – Реннел Торренс хохотнул и, плюхнувшись со всего размаха в кресло, налил себе кофе. – Впрочем, она это заслужила.

– Заслужила?

– Угу. Несколько дней назад – когда это было, Мара? – ах да, в прошлую субботу – Джанет заходила сюда. Разговор зашел о современном искусстве. У Джанет безнадежно устаревшие буржуазные взгляды, и Мара порядком раскипятилась по поводу абстракционистов. Это ее любимая тема – знаете, три завитушки и нос морковкой, назовите это «Предмет» – и дело в шляпе. Ну так вот, Джанет заявила, что Мара ни за что на свете, хоть сто лет трудись, не сумеет сделать скульптурный портрет, бюст, реалистическую работу, по которой можно было бы узнать модель. Еще она сказала, что абстрактные вещи рисуют только те, кому не под силу чистый реализм. Конечно, старушка слегка погорячилась – хотя в принципе я бы не сказал, что совершенно с ней не согласен. И что бы вы думали, эта дуреха, моя дочка, заглотила наживку вместе с крючком, леской и грузилом. «Не смогу, значит?! Хотите, докажу?» И на следующий же день, если не в тот же самый, заарканила Роберта и заставила его позировать.

Они помолчали.

– Вы думаете, он похож? – спросил наконец Найджел.

– А как же, все шло прекрасно. Правда, я не видел день или два…

Торренс с трудом поднялся из своего плетеного кресла, склонился над столиком и снял покрывало с головы. И тут же Найджел услышал, как из горла у него вылетел странный звук. Художник с такой силой набросил ткань обратно на скульптуру, что едва не перевернул ее.

– Извините, – сказал он. – У меня порой сердце барахлит. Мара, будь добра, принеси мне капельку виски.

– Я принесу тебе воды. Ты уже достаточно хлебнул после ленча.

Когда девушка вышла из комнаты, Найджел заметил:

– Ведь это совсем не Роберт Ситон, правда?

– Какого черта вы хотите сказать? Кто же еще?..

Для человека, только что пережившего сердечный приступ, он был что-то уж слишком возбужден.

– Роберт ей позировал. Спросите хоть Джанет! Мара заставила его позировать.

– Я только хотел сказать, что выражение на лице Роберта… не слишком ему свойственно, – примирительно, но совершенно искренне произнес Найджел.

***

В десятом часу вечера суперинтендант Блаунт подъезжал к ферме Пола Уиллингхэма.

– Я слышал, вы решили следующую неделю провести в Плаш-Мидоу? – с порога обратился он к Найджелу. – Это о-очень удобно!

– Рад, что вы одобряете. Но вот что я хочу вам сказать, Блаунт. Меня больше интересует поэзия Ситона, чем его предполагаемые преступные наклонности, и при необходимости я сделаю все, что в моих силах, чтобы помешать правосудию. У нас в стране не так много хороших поэтов, чтобы мы могли позволить себе роскошь одного из них повесить.

Подобное не совсем этичное выступление поначалу привело суперинтенданта в замешательство. Затем на лице у него появилось то довольное выражение, какое бывает у шотландца, который в одиночку справился с чьей-нибудь шуткой.

– Я не думаю, что вы разыгрываете меня, Стрейнджуэйз. Разумеется, у нас нет оснований подозревать мистера Ситона, насколько можно судить по материалам следствия. Но вот что касается его домочадцев – это другой вопрос.

И Блаунт рассказал о том, какие сведения получило следствие за сегодняшний день. После того, как утром Найджел изложил ему добытую в баре «Лейси-Армз» информацию, суперинтендант сузил круг внимания полиции до ночи с четверга на пятницу на прошлой неделе. Обнаружилось, что в ту ночь должна была родить женщина, живущая недалеко от дома садовника из Плаш-Мидоу. Около одиннадцати вечера ее муж звонил врачу из телефона-автомата. Доктора на месте не оказалось, он был на другом вызове, но мужу обещали все передать, как только доктор вернется. Это был у них с женой первый ребенок, и муж отчаянно нервничал. С двенадцати до часу ночи, когда врач наконец приехал, он стоял на улице, то у порога дома, то на дороге, ожидая его приезда. Он был совершенно уверен, что за это время ни один человек не проходил по тропинке, которая ведет от разрешенной дороги через поля, мимо его дома, и выходит на дорогу в деревню. Эти показания, если только можно на них полагаться, означают, что незнакомец пошел по левому ответвлению от разрешенной дороги, которое ведет к Плаш-Мидоу.