Дело здесь было явно более сложное, чем с министром без портфеля. Нужно было вызубрить несколько десятков острот, научиться ходить по канату и кувыркаться через голову. Речь шла о прокате не только головы, но и всего тела.
И вот, когда наступил момент его выступления, я понял, что у него ничего не выйдет, потому что ничего не выходило у меня. Остроты получались плоскими, а трюки неумелыми. В середине сеанса телепатической связи я отключился, и мой Томсон оказался беспомощным посреди арены. И тогда он заревел, зарыдал так по-настоящему, что вся публика начала неистово хохотать, приняв его рев за действительно стоящую остроту.
Сдавая голову напрокат, я сидел перед зеркалом и внушал своему клиенту все, что было нужно. Это не трудно, но и не легко. Во всяком случае, после каждого сеанса я чувствовал усталость, и тогда я начал подумывать, что пора расширять фирму и нанимать помощников, имеющих самые различные способности и специальности. И тогда мы бы смогли одновременно обслуживать несколько десятков Томсонов, а слава фирмы быстро умножила бы их число. Но что будет тогда? Снова потребуются помощники, и опять возрастет число Томсонов, и этот процесс уже не остановишь.
В этом пункте своих рассуждений я внезапно пришел в ужас. Кто мог бы сдавать свою голову напрокат? Конечно, такие же ученые, как и я, или, во всяком случае, умные люди. А кто были бы клиенты? Глупые, глупые, бесталантные Томсоны, у которых есть деньги. Мое открытие разделило бы весь мир, все человечество пополам. Одни бы, вроде меня, сидели перед зеркалами и за деньги работали, как черти, передавая свои мысли по назначению. А вторые, пользуясь чужим умом и чужими знаниями, получали бы все блага от жизни. У одних, в общем-то, собачье существование, а у других, у Томсонов, – настоящая жизнь.
И зреет у меня навязчивая идея. А не передать ли мне свое открытие другому ученому, самому же перейти в лагерь Томсонов? Пусть за меня думают и решают другие!
