Голова - [20]

Оба художника уже держали в руках снимки карусели. Они вытаращили глаза и передали фотографии дальше. Только после этого они фыркнули в салфетки, между тем как Пильц и Ланна неохотно вникали в серьезность положения. Сестра высмеяла их.

— А я-то? Я даже с уличными певцами выступала. Это честно заработанные деньги. — Она потянулась, и глаза у нее стали словно хмельными. Богач Пильц не мог устоять, он признал, что и владелец карусели честно зарабатывает свой хлеб.

— К сожалению, нет, — сказал Мангольф. Они ждали дальнейшего уже с неудовольствием. Он почувствовал это. — Я всем в тягость своей щепетильностью в вопросах морали. И себе самому тоже.

Все видели его внутреннюю борьбу. Губы сжаты, виски пульсируют, и глаза закрыты, — таким сидел Мангольф перед лицом всего света. Он хотел заговорить и не смог: поднес руку ко лбу и взглянул на друга последним, молящим, страждущим, покаянным взглядом, потом поборол себя и заговорил.

— Мой друг живет на средства женщины, — сказал он сухо. — Он сам сознался мне.

Все стулья отодвинулись. Кольцо ужаса окружило Терра, который пригнулся и оскалился.

— Кончено, — сказал граф Ланна с робким сожалением.

— Благодарю вас. — Пильц протянул Мангольфу руку.

В этот миг общее внимание привлек к себе Куршмид. Он круто поднялся, хрипя, как будто кто-то душит его. Глаза его блуждали от Мангольфа к Терра. Вдруг он закрыл лицо руками и, дико взвыв, бросился бежать.

Оба художника восприняли это комически, двум же другим господам его поведение показало, как неуместны всякие крайности.

— Это не должно служить нам помехой, — сказал Пильц решительно и чокнулся с сестрой. Выпивая бокал, она переглянулась с братом, после чего бросилась на шею Пильцу. Он попытался обнять ее, но она высвободилась.

— Не хватало еще, чтобы вы порвали мой жемчуг! Это подарок князя Иффингена. Я получаю из княжеской казны пожизненную ренту. Клаус, сколько тебе нужно?

— Это многое меняет, — заметил Пильц.

— Не возражаю, — сказал граф Ланна и радостно подвинул свой стул на место Мангольфа, который сидел теперь в тени, позади Леи.

Мангольф убитым взглядом, словно удар получил он, смотрел на ее ярко освещенные волосы и шею, на игру ее рук, отстранявших и манивших. Она стала еще развязнее.

— Я привлеку к вам в театр всю золотую молодежь.

Брату послышался в ее интонациях звонкий пустой голос женщины с той стороны.

— Дитя мое! — крикнул он громко. — Ты в трико? Так потанцуй! — Он захлопал в ладоши.

Она и в самом деле встала.

— Господин доктор Мангольф, за рояль!

Он послушался.

— «Тристана»! — потребовал Терра.

Мангольф заиграл вальс, и Леа, закинув голову, скользнула руками вдоль платья, будто сбрасывая его. Мужчины пришли в восторг, будто увидели ее нагой; один граф Ланна посмотрел на нее, словно не желая верить этому.

— Сперва договор! — сказала она в такт вальсу.

— Идет! — сказал Пильц, взял у Терра договор и подписал.

Терра вытащил его из-под рук богача и бережно сложил, бросая по сторонам вызывающие взгляды. А затем разорвал договор.

— Правильно, Леа? Нам довольно победы! — Он позвал кельнера. Пильц хотел заплатить за шампанское, хотя бы частично, но Терра и слушать не стал.

— Господа, за то, что я заказывал, и платить буду я, — заявил он строго и внушительно.

Сестре он сам помог надеть манто. В коридоре Мангольф сказал ему на ухо, сдавленно:

— Я должен был так поступить.

— Знаю, — сказал Терра. — Тебе было указано свыше. Не забудь, завтра в пять.

Из переулка выскочил Куршмид, он остановил Терра. Мангольф, воспользовавшись задержкой, пошел с Леей вперед.

— Я все знаю, — пылко зашептал Куршмид. — Хотите, я стану перед вами на колени?

— Я не заметил, чтобы вы много пили.

— Я жертва трагического недоразумения.

— Да говорите же, наконец, как в реалистической роли!

— Я прошел черным ходом. Пильц жалуется, что вы одурачили его. Нет, никогда в жизни не стали бы вы толкать сестру в его объятья! Но предательство вашего мнимого друга было так дьявольски подстроено, что я едва не рехнулся, когда понял, куда меня вовлекли. Вы, кого я считал самым распутным человеком под солнцем…

— Вы льстите мне.

— …оказались благороднейшим из всех. Вы проходите через жизнь с неутолимой жаждой нравственного совершенства.

— Почем вы знаете!.. — Терра пристальнее вгляделся в актера. У него были синеватые круги под глазами, переносица отливала белизной.

Мангольф шел впереди с Леей, но на полшага отступя, как Куршмид с братом, и умоляюще склонялся над полями ее шляпы. Она бросила через плечо:

— Почему вы ни разу не приехали? Скажите мне причину, за которую я могла бы ухватиться.

— Подумайте хорошенько, — сказал Терра Куршмиду. — Ведь я все-таки беру деньги от ярмарочной девки, вы сами видели.

— А кто знает, для кого вы берете их? Я знаю! Для вашей сестры: вы купили ей фальшивый жемчуг, чтобы она получила ангажемент.

— Вы меня прямо пугаете своей проницательностью!

Мангольф тем временем говорил Лее:

— Ну, а если я в самом деле боялся, что вы повредите моей будущности?

— Я добьюсь успеха!

— Тем более. Такие успехи, как ваши и вашего брата, пагубны, к ним относятся с подозрением. Вы не знаете борьбы. Почему я люблю тебя?