Голова королевы. Том 2 - [7]

Для них не было тайной, что королева принимала Риччио в своем интимном кружке, что он был единственным мужчиной в обществе женщин, безусловно преданным ей, и теперь даже Дуглас не сомневался в том, что итальянец в своей роли был счастливее Кастеляра. Лорд Мортон потребовал, чтобы Риччио был арестован на глазах королевы и вздернут на виселицу после суда над ним. Но прочие единогласно решили умертвить его в присутствии государыни, хотя она готовилась в скором времени сделаться матерью.

В восемь часов вечера Дарнлей повел вооруженных с головы до ног заговорщиков по винтовой лестнице в спальню королевы, откуда было слышно каждое слово, сказанное в столовой. Дарнлей условился со своими друзьями, что сначала он один войдет в столовую, и лишь на его зов: «Ко мне, Дуглас!» — они должны прийти к нему на помощь.

В комнате королевы царило веселье. Глаза Риччио сияли, счастьем, он был безоружен, потому что ношение оружия составляло привилегию лишь дворянства. Но мог ли он стремиться к внешним почестям, когда все его сердце было переполнено блаженством от сознания, что он любим взаимно? Кажется, никогда еще между сердцами монархини и ее подданного не существовало такое чистое, но вместе с тем такое искреннее и близкое общение, как здесь.

Джэн Сэйтон пела песню о любви, ее сестра мечтательно уставилась взглядом в пространство. Мария Стюарт посмотрела в глаза Риччио и прошептала:

— Тоска о любимом существе приятнее самого упоительного счастья. Она не проходит, а остается вечно юной и таит в самой своей скорби величайшее наслаждение.

Вдруг двери королевской спальни отворились, и Дарнлей, вооруженный мечом, приблизился к креслу супруги.

Пораженная, Мария Стюарт вскочила с места и вдруг услыхала в спальне тяжелые шаги, приближавшиеся к портьере, она медленно отошла от нее — и на пороге показался лорд Рутвен, в латах и полном вооружении, бледный как призрак, с обнаженным мечом в руке.

— Что вам угодно, милорд? — дрожащим голосом воскликнула королева, трепеща от страха и тревоги. — Не с ума ли вы сошли, что осмеливаетесь входить ко мне в покои без доклада и в боевых доспехах?

— Вот кто мне нужен! — глухо ответил Рутвен и, подняв закованную в железо руку, протянул ее в сторону итальянца. — Я ищу этого Давида Риччио, который засиделся слишком долго в личных покоях шотландской королевы, соизвольте его удалить.

— А какое преступление совершил он? — бледнея, воскликнула Мария.

— Величайший и самый отвратительный грех против вашего величества, против принца, вашего супруга, против дворянства и всего народа.

— Ко мне, Дуглас! — сказал Дарнлей.

Риччио спрятался за королеву, которая выпрямилась, как разъяренная львица.

— Если Риччио совершил преступление, — гневно продолжала она, — то пусть его судит парламент, а вас, лорд Дарнлей, я спрашиваю, не вы ли устроили это дерзкое нападение?

— Нет, — мрачно ответил Дарнлей.

— Тогда убирайтесь вон под страхом смертной казни за государственную измену! — грозно крикнула Мария на лорда Рутвена.

Однако остальные заговорщики уже успели проникнуть в комнату, они опрокинули стол и схватили Риччио, который с отчаянными воплями: «Правосудия! Правосудия!» — старался увернуться от направленных на него обнаженных шпаг, Он судорожно вцепился в складки платья королевы, но Дарнлей оттащил его от Марии. На ее приближенных дам были направлены пистолеты, чтобы никто из них не посмел вступиться за несчастного. Андрей Кэрью приставил кинжал даже к груди королевы.

— Сжальтесь над ним! — умоляла она.

Но Дуглас выхватил у короля кинжал из ножен и всадил его в грудь Риччио. Тот издал хриплый вопль и рухнул на пол. Убийцы оттащили его за ноги от королевы, и заговорщики бесчеловечно доконали раненого, нанеся ему пятьдесят шесть ударов кинжалами и шпагами.

Бледная и дрожащая стояла Мария во время этой жестокой расправы. Железная рука Дарнлея крепко держала ее. Появился лорд Рутвен, обессиленный опустился на стул и, показав окровавленный кинжал, пробормотал Дарнлею упавшим голосом:

— Он лежит, весь разбитый, на мостовой двора, мы выкинули из окошка труп негодяя, чтобы псы лизали его кровь.

— Перед королевой не сидят! — воскликнула Мария, до того возмущенная дерзостью убийцы, что пылкое негодование заглушило в ней на один миг ужас, вызванный кровавым злодейством. — Вон отсюда!

— Ваше величество, я сижу только потому, что изнемог от болезни. Ради вашей чести и чести вашего супруга я встал с постели и притащился сюда, чтобы уничтожить негодяя.

С этими словами лорд Рутвен налил себе вина и осушил его.

— Так это вы нанесли мне такое бесчестье? — дрожа от гнева, обратилась Мария к своему супругу. — Вы, которого я возвысила из опальных до королевского трона? Ах вы, изменник! — воскликнула она с лихорадочной дрожью. — Возможно, что мне никогда не удастся отомстить вам, потому что я — лишь женщина, но тот ребенок, которого я ношу под сердцем, не должен называться моим сыном, если он не сумеет отплатить за мать!

— Вы не принимали меня, вашего супруга, когда при вас находился Риччио. Вы не хотели знать меня по целым месяцам, тогда как он был вашим поверенным. Ваша и моя честь требовали того, чтобы я допустил убийство этого мерзавца.