Голова королевы. Том 2 - [45]

— Я не боюсь, ваше величество, обвинения того человека, который стал моим врагом только потому, что я оказался слишком преданным слугой королевы английской, — с горькой улыбкой ответил он. — Если вам будет угодно позволить бунтовщику дерзко обвинить вашего верноподданного, то мне придется увидеть в этом доказательство того, что вы все еще сомневаетесь в моей преданности. Что же делать? Постараюсь отстоять свою жалобу, насколько это будет возможно.

— Я приму лорда Сэррея в вашем присутствии! — после некоторого раздумья обратилась Елизавета к Лейстеру, недоверчиво смотря на него. — Мне интересно, как он будет оправдываться. И если он окажется клеветником по отношению к вам, то даю вам право самому придумать для него наказание.

Глава двадцать третья КРИЗИС

I

В королевском дворце открыли двери большого тронного зала. У ворот разместилась королевская гвардия, а у входа стоял лорд-маршал с большим жезлом в руках. Елизавета хотела принять в присутствии всех министров посланника королевы шотландской. Весь двор был в полном сборе, когда королева вошла в зал и заняла свое место на троне, по правую руку ее стал граф Лейстер, а сзади него поместился какой-то господин, которого раньше ни разу не видели при дворе; граф Лейстер просил позволения привести его, на что получил милостивое разрешение.

Лорд Дэдлей казался спокойным, выражение его лица было веселое, хотя бледность бросалась в глаза. Многие его враги надеялись, что наступил конец могуществу любимца королевы.

Накануне Лейстер вернулся из дворца королевы с намерением сейчас же оседлать лошадь и бежать из Англии. Он рассказал обо всем происшедшем своему верному слуге, ожидая, что тот будет совершенно сражен ужасным известием, но, к его величайшему изумлению, Кингтон только засмеялся:

— Милорд, ваш побег испортит все дело, так как королева, вероятно, приказала следить за вами и вас схватят раньше, чем вы успеете добраться до ворот замка. Подождите обвинения лорда Сэррея и отнеситесь к нему как можно спокойнее. У лорда Сэррея нет никакого доказательства вашей вины, он надеется запугать вас, но сам задрожит, когда увидит, что вы скорее убьете вашу супругу, чем рискнете собственной головой. Напомните ему о слове, которое он вам дал, а еще лучше отрицайте все и предоставьте мне право отвечать за вас.

— Вы не знаете королевы, Кингтон, — возразил Дэдлей, — она благодаря своей подозрительности чрезвычайно наблюдательна и от нее не скроешь лжи. Мне кажется, что лучше сказать ей правду. Она сначала рассвирепеет, но, когда гнев остынет, она успокоится и поймет, что, мстя мне за мою вину, она прежде всего скомпрометирует себя.

— Королева передаст ваше дело в палату пэров, где вас будут судить как соблазнителя женщины, — заметил Кингтон. — Вы оскорбили королеву, добиваясь ее руки, уже будучи женатым. Такой обман по отношению к ее величеству сочтут большим преступлением и вас могут присудить даже к смертной казни. Не забудьте, что главным вашим обвинителем и вместе с тем судьей является оскорбленная женщина.

— К тому же беспощадная в своей ревности! — прибавил Дэдлей. — Да, я поступил как безумный! Все же я предпочитаю вытерпеть какое угодно наказание, чем продолжать существовать в постоянном страхе.

Кингтон не переставал горячо убеждать своего господина в том, что надежда еще не потеряна, и Дэдлей наконец согласился с его доводами. У него явилась даже надежда, что он может выйти победителем из этого критического положения.

В зал вошел лорд Сэррей. Он был в скромном костюме и высоких сапогах из оленьей кожи, придававших ему вид воина, отправляющегося на войну. Может быть, он думал, что являться к королеве в качестве обвиненного лица в парадном платье неуместно. И этот костюм Сэррея произвел очень неприятное впечатление на королеву, которая, подобно многим женщинам, обращала большое внимание на внешность. Она не требовала от Сэррея дорогого одеяния, но то обстоятельство, что он не потрудился надеть придворный костюм, заставило Елизавету обвинить Сэррея в недостатке уважения к ней. К невыгодному впечатлению, произведенному внешностью Сэррея, примешивалось еще и чувство неприязни к нему за то, что он, несмотря на все благодеяния, оказанные ему английской королевой, был на стороне Марии Стюарт.

— Милорд Бэрлей, возьмите, пожалуйста, от лорда Сэррея письмо от нашей сестры, — проговорила Елизавета, затыкая платком нос, — а вы, милорд Сэррей, держитесь подальше от меня. Я даже отсюда чувствую убийственный запах ваших сапог.

— Я проскакал из лагеря сотни миль, ваше величество, чтобы просить вас о правосудии, и потому позволил себе явиться к вам не в туфлях и шелковом камзоле, — холодно ответил Сэррей, приняв слова королевы за желание выказать ему немилость.

— Вы хорошо делаете, милорд, что напоминаете нам о правосудии по отношению к вам, — проговорила Елизавета.

— Вы сказали, что возвращаетесь из лагеря! Где же это было? Я не слыхала, чтобы вы сражались под моими знаменами?

— В Шотландии появились мятежники, ваше величество, которые осмелились злоупотреблять именем вашего величества и распространили ложный слух, будто английская королева благосклонно смотрит и даже поощряет восстание против Марии Стюарт! — ответил Сэррей. — В то же время английский посланник уверяет шотландскую королеву в непоколебимой дружбе вашего величества к ней. Поэтому я больше полагался на слова лорда Рандольфа, чем на слухи мятежников, и выступил против них.