Голова королевы - [22]

— Дик!

— Господи! — ахнул Дарт.

Ричард Ханидью не мог им ответить. Совершенно обнаженный, он лежал связанный, с кляпом во рту, на куче постельного белья, хранившегося в чулане. Глаза расширились от ужаса, щеки густо покраснели от стыда и напряжения. Он сбил себе пятки в кровь, пока молотил ими в дверь.

Марджери прижала Ричарда к груди, как собственным сына. Пока она раздумывала, как наказать за эту выходку остальных мальчишек, ей пришла в голову одна мысль, от которой перехватило дыхание: а что, если бы бедняжку Дика первым нашел Барнаби Джилл?..

Александр Марвуд не испытывал, угрызений совести. Он как-никак хозяин популярного постоялого двора, забот полон рот, не говоря уже о том, что ворчливая жена донимает своими распоряжениями. В его обязанности не входит оберегать от потрясений незнакомых женщин. Когда пришла Сьюзен Фаулер, он просто сказал все, как есть.

— А что такого? — безмятежно спросил Марвуд.

— Ну, стоило соблюсти хотя бы элементарные приличия, — ответил Николас.

— Фаулер умер. Ему уже не поможешь.

— Но можно помочь его вдове.

— Я сообщил ей правду.

— Вы сделали ей больно.

— Кто меня осудит?

— Я.

Лицо Марвуда, как обычно, сморщилось от беспокойства, но на нем не отразилось ни намека на сожаление. Этот человек любил чувствовать себя несчастным, и ему нравилось приносить плохие вести.

Еще раз пристыдив Марвуда напоследок, Николас Брейсвелл повернулся и пошел по своим делам, но далеко уйти ему не удалось. Путь преградила знакомая фигура.

— Доброе утро, мистер Бартоломью.

— Здравствуйте, Николас.

— Не думал, что снова вас здесь увижу.

— Времена изменились, — признался писатель. — Я пришел к вам с одной просьбой. Знаю, что вы мне не откажете.

— Сделаю все, что в моих силах, сэр.

Роджер Бартоломью вытащил рукопись, которую держал под мышкой, и протянул Николасу с таким благоговением, словно это было святое писание. Юный ученый вздохнул, а потом выпалил:

— Я хочу, чтоб вы показали рукопись мистеру Фаэторну.

— Новая пьеса?

— Намного лучше прежней. Если вы убедите Фаэторна просто прочесть, уверен, он оценит ее по достоинству.

— Но мы сейчас ничего не покупаем, — объяснил Николас, — берем из старых запасов. «Уэстфилдские комедианты» ставят всего шесть-семь пьес в год.

— Попросите его прочесть, — настаивал Бартоломью. — Пьеса называется «Враг разбит» и рассказывает об испанской Армаде. Это прославление нашей великой победы.

— Может, и так, мистер Бартоломью, но… — Николас искал способ отказать, не обидев при этом автора. — Многие авторы черпают вдохновение в нашей победе и пишут драмы, действие которых разворачивается на море. Вот Эдмунд Худ как раз сочиняет для нас пьесу на ту же тему.

— Но моя-то лучше, — настаивал Бартоломью.

— Возможно, сэр, но мы подписали контракт на «Победоносную Глориану». Вы думали о том, чтобы предложить ваше произведение другой труппе? Возможно, вам повезет в другом месте.

— Главная роль написана специально для Лоуренса Фаэторна, — убеждал Бартоломью. — Это будет роль всей его жизни.

— Почему бы вам не попытать счастья в труппе королевы? — гнул свое Николас. — Они покупают больше пьес, чем мы можем себе позволить. И вустерцы тоже. Но, разумеется, самой подходящей для вас будет труппа Адмирала.

Роджер Бартоломью изменился в лице. В Оксфорде его обучали греческому, латыни, поэтике, риторике, но ничего не говорили об искусстве лицемерия. Увы, его лицо было открытой книгой, в которой Николас прочел горькую правду. Бартоломью предложил свою пьесу всем лондонским труппам, и везде ее отвергли. Даже в детском театре. «Уэстфилдские комедианты» были последней надеждой молодого драматурга.

Николас понимал, что труппа ни при каких обстоятельствах не купит пьесу, но ему стало жаль Бартоломью, и он решил не разбивать его надежд сразу.

— Я посмотрю, что можно сделать, мистер Бартоломью.

— Спасибо! Спасибо!

— Но ничего не обещаю, заметьте.

— Понимаю. Просто отдайте ему рукопись.

Бартоломью с благодарностью сжал руку суфлера и засеменил к выходу. Николас взглянул на список действующих лиц. Одного только этого было достаточно, чтобы понять: в таком виде пьесу ставить нельзя. Возможно, правильнее было бы поберечь автора от язвительных комментариев, которые наверняка станет отпускать в его адрес Фаэторн, но Николас дал слово — и сдержит его.

Он прошел во двор — убедиться, что к утренней репетиции все готово. При виде Николаса рабочие сцены замолчали и тут же занялись делом. Сэмюель Рафф в углу разговаривал с Бенджамином Кричем, еще одним актером труппы. Николас поманил Раффа. После визита Сьюзен Фаулер у Николаса не было возможности поговорить с ним.

В голосе Раффа звучало удивление.

— Уилл Фаулер женат? Поверить не могу! Он и словом не обмолвился. Правда, мы давно уже не говорили по душам. Ай да Уилл! Никогда не думал, что он способен на такой поступок. Жениться! Да еще на такой молоденькой девушке!

— Да, это тяжелое испытание для нее.

— Она все еще у тебя, Ник?

— Сегодня уезжает в Сент-Албанс. Сьюзен в хороших руках. Ее проводит… э-э… мой близкий друг.

Анна Хендрик относилась к девушке по-матерински и помогала пережить первые, самые тяжелые дни. Она ведь и сама была вдовой и знала не понаслышке, какую горечь испытывает сейчас Сьюзен. Правда, Анна могла лишь догадываться, как чувствует себя женщина, мужа которой зарезали в драке. Николас растрогался, увидев, как близко к сердцу приняла его подруга беду юной гостьи, и проникся к Анне еще большей симпатией. В самом Николасе, к его удивлению, тоже проснулись отцовские чувства.