Голосую за любовь - [4]

— Тебе не попадалищь мои жубы? — войдя в кухню, спросила тетя.

— Не видела.

— Опять куда-то их жашунула! — вздохнула она.

Тетя топталась по кухне, что-то бормотала, выдвигала и задвигала ящики, потом остановилась, будто задумавшись о чем-то очень важном, опять вздохнула, открыла дверь кладовки, вытащила оттуда мешочек с горохом и вытряхнула его содержимое на стол.

— Вот, почишть горошек, а я пойду поищу жубы.

— Хорошенько посмотри на постели! В прошлый раз мы нашли их в наволочке!

Тетя грустно улыбнулась, втянула губы в беззубый рот и вышла из кухни. Как инжир, подумала Штефица, тот тоже всасывает в себя свой засохший хвостик.

Штефица взяла миску и начала не спеша чистить горошек. Кухня, залитая солнцем, равномерно пульсировала. Со двора доносились детские голоса и воркование голубей. Штефица чистила горошек медленно, плавно, как при замедленной съемке, и на секунду ей показалось, что в этой позе она останется навсегда, как в стоп-кадре, когда кто-то — бог знает кто — остановил фильм.

— Жнаешь, — сказала тетя, снова входя в кухню, — одна наша иж Бошаншкой Крупы, ты ее не жнаешь, так вот она тоже однажды потеряла жубы, да так и не шмогла их найти. Череш шешть мещацев была готова!

— Что, умерла?

— Умерла.

— Что поделаешь! — вздохнула Штефица.

— Да! — вздохнула тетя и добавила: — Потом почишть и картошку!

Тетя ушла из кухни. Штефица раскрывала стручки, перебирала пальцами по выпуклостям, натягивала зеленые нити, отрывала горошины с мест, и зерна выпадали. Горошек скатывался в миску, впитывая в себя солнце. Штефица зачерпнула пригоршню — зеленые горошинки просыпались сквозь пальцы и застучали по дну миски, словно мелкий дождь.

— Молодой горошек! — вздохнула разнеженно Штефица и положила одну горошину в рот.

— Не ешь горох! — опять появилась тетя.

— Почему?

— Был там у наш один в Бошаншкой Крупе, жвали его люди Миле, так он однажды на шпор наелща шырого горошка, такого же вот, невареного, да и умер.

— От сырого горошка?

— Да, — подтвердила тетя. — Горошек вщегда должен быть хорошо протушен ш луком.

Тетя покружилась по кухне, снова выдвинула и задвинула несколько ящиков.

— Ты шкоро жакончишь?

— Вот, немного осталось…

Тетя вышла, а Штефица продолжала раскрывать зеленые стручки, отрывая горошины от тонких ножек, будто распарывала шов.

Вдруг Штефице показалось, что ее что-то обволакивает и сгущается вокруг нее теплая мгла, словно мягкая шерсть, и что однажды она вот так уже чистила горошек, в такое же время, на этой самой кухне, за этим самым столом… А может, подумала Штефица, я всю жизнь только и делаю, что сижу на кухне, чищу горошек, а сама и не знаю об этом?!

Шерстяная нить потихоньку наматывалась на Штефицу Цвек и оплетала ее, как личинку. Как на гусеницу, подумала Штефица и поежилась. Как на зеленую гусеницу… — обиделась Штефица Цвек. Она потянула за хвостик последний стручок. Оттуда выкатились четыре толстеньких горошины.

Штефица взяла миску со стола, но та вдруг выскользнула из ее рук и грохнулась об пол. Горошины разлетелись в разные стороны. Штефица встала на колени и начала собирать горох, зернышко по зернышку. Солнечные зайчики бегали по полу, и Штефица как под лупой видела пыль, царапины на полу, горошек… И тут на нее обрушилось необъяснимое отчаяние…

Господи, думала Штефица, я навсегда останусь в этой кухне и буду зернышко по зернышку собирать горох, плакала Штефица, всю свою жизнь, думала Штефица, с теткой, которая постоянно теряет свою челюсть, слезы капали на пол, буду собирать и собирать, плакала Штефица, всем хорошо, убивалась она, и Марианне, и Эле, и Аннушке, катался по полу горох, у всех кто-нибудь есть, выскальзывал горошек, муж, дети, друзья, плакала Штефица, только у меня никого нет, работа — дом — работа, роняла слезы Штефица, никогда, никогда ничего не изменится, катились слезы, у меня всегда будет падать миска, и я всегда буду горошинка по горошинке… плавал в слезах горох, как в страшном сне, хлюпала носом Штефица, почему Эла не в страшном сне, подумала Штефица, почему у Марианны не выпадают миски, качался пол, весь в слезах, почему Аннушка не собирает горох, перебирала Штефица зеленые четки, почему же со мной такое случается, должна же я что-нибудь сделать, будто нанизывала на нитку горошины Штефица, только вот соберу горох, впитывала рука-промокашка слезы…

На карнизе сидели два серо-белых голубя, вертели головами и рассматривали Штефицу Цвек. В кухню вошла тетя.

— Кыш, проклятые! — крикнула она, и голуби улетели. Внезапно тетю осенило — Мои жубы!

В тот же миг точно у ножки стола Штефица увидела теткину челюсть. Она подняла ее двумя пальцами и протянула тете.

Та жалостно посмотрела на заплаканную Штефицу, которая ползала на коленках по полу, старые глаза ее на мгновение прояснились, и она, будто хотела что-то сказать, да передумала, покачала головой и направилась к двери.

На полу осталось всего несколько горошин.

Штефица Цвек консультируется у Аннушки, весьма осведомленной в вопросах депрессии ( раскрой )

Если ежедневно вы будете стоять несколько минут на голове, у вас улучшится цвет лица и кровообращение. Сначала попытайтесь сделать это около стены и продержитесь две-три минуты. Проделайте это упражнение, когда вы устали или находитесь в плохом настроении.