Голосую за любовь - [152]

VII

Март выдался теплый, могила покрылась травой. Родственники Милое Плавши позади простого деревянного креста укрепили на прочной дубовой жерди большой круглый щит, рассеченный на четыре лепестка, так принято у них в селе, это тоже своего рода крест, обращенный к небу и солнцу. И в его тени зелень на холме тоже была поделена на части, которые словно бы перемещались, одна за другой, по ходу солнца, увеличиваясь в размерах — тем быстрее, чем гуще становились сумерки, — чтобы разом исчезнуть, побеждая знак смерти, когда последний луч света погаснет во мраке ночи. Тогда могила казалась большой, намного больше, чем днем. Вида лишь однажды видела ее такой. Она не зажигала лампады — потому, наверное, что здесь, на кладбище, негде было прикрепить ее, даже свечка не устояла бы на сыпучем грунте, который пыталась связать корнями трава. Первая трава над Милое… Ходили слухи, говорила она могиле, что какой-то человек убил шофера, тот сшиб на дороге его жену; он услыхал, что судья приговорил его всего к году строгого режима, подкрался, вынул револьвер и прямо в зале, на глазах у всех, всадил в него три пули, в грудь, в живот… Подсудимый свалился замертво, а убийца занял его место, и теперь судят его. Подскажи, в кого должна выстрелить я, виноватых нет, доказательств нет. Разве твоя смерть — не доказательство? Мне-то ты мог бы открыться, мне одной; Мартин тут ни при чем, знаю, он человек посторонний, но как убедить тебя в том, что и я невиновна? Я невиновна, Милое, и пусть я не раз говорила брату, что брак тяготит меня, мне не в чем себя упрекнуть. Нет мне жизни за Плавшей, сказала я, но он уехал в тот же вечер, я дошла с ним до вокзала, смотрела вслед поезду, который уносил его вдаль. Он уехал, в этом нет никаких сомнений. Так в кого же должна выстрелить я, если даже суд не нашел виновного? Любой приговор показался бы мне слишком мягким, я бы с радостью убила преступника, веришь ли, с радостью, но кого? Люди негодовали, говорили, что следствие проведено недобросовестно, нет отпечатков пальцев, нет фотографии тела на месте преступления, но ведь я отправляла тебя не на экспертизу в морг, а в больницу, надеясь, что там тебя поставят на ноги. Я пришла, чтобы сказать тебе все это, отпусти, не терзай мою душу, я невиновна в случившемся…

Вида почувствовала, что кто-то сверлит ее глазами, огляделась. Несколько женщин, одетых в черное, тихонько переговаривались, нагнувшись над могилами. Они не обращали на нее внимания. Вдова опустилась на землю рядом с холмом. Смотрела на траву и думала: да будет земля ему пухом.

Он прятался за большим надгробным камнем, высившимся позади могилы Милое. Покойник, должно быть, был богат, думал Милош, вот бы и мне такой же памятник, когда пробьет мой час. «Ты, ты его убила, — завопил он. — Ты, больше некому…»

Вида вскочила и тут же пошатнулась, потеряв равновесие: Николич набросился на нее со спины. Она испугалась, что он повалит ее на могилу мужа. Но он с криком «Ты, ты его убила!» ткнул ее головой в надгробный камень — раз, еще раз. Женщины в черном двинулись к ним, подошли, остановились. Подоспели и могильщики, и кладбищенский сторож. «Родной матери чуть было череп не разнес», — кричали они, когда, оторвав его от Виды, тащили волоком за ворота. «Целыми днями здесь торчу, а она все не приходит и не приходит, — говорил он. — Только сегодня пришла. С полудня сидит, убивается, кается. Люди, это она его убила, она, она…»

Против Виды Плавши возбуждено уголовное дело.

Но главный свидетель — молодой Николич — лежит в клинике. Его лечат электрошоком.