Голоса выжженных земель - [43]

— Я ходил туда… Волга запечатана, как и прежде. Может, мне и показалось, только «печать» эта нанесена снаружи. Кто-то замуровал наших соседей…

У Мальгина отвисла челюсть:

— Игнат Москвич и там поработал?! Но ведь на Волгоградской жили вполне нормальные люди, не чета упырям из подземелья!

— Не знаю я, Ваня. Почерк, вроде, другой: на воротах сталкерский знак… — И по своему дурному обыкновению Живчик замолчал.

— Какой?! — взмолился юноша.

— Крест с тремя горизонтальными перекладинами… — Снова пауза.

— Господи, Живчик, ну что за манера тянуть кота за хвост?

— Крайне редко используемый символ. Неопределенная угроза высшей категории. — На этот раз Константин уточняющего вопроса ждать не стал. — «Волгарей» изолировали, потому что они представляли опасность для всего Метро.

* * *

Крест с тремя перекладинами несколько охладил пыл Ивана — такими знаками в новом мире разбрасываться не принято. К вящему неудовольствию юноши, всезнайка Федотов понятия не имел, что случилось с закрытой «Волгой». Версий, конечно, выдвигалась масса — от эпидемии неизвестной болезни до массового помешательства ее обитателей. Однако если даже неизвестные сталкеры, перекрывшие выходы станции, не могли точно идентифицировать характер опасности, то истина навеки сокрыта глубоко в недрах Волгоградской, и лучше бы никому не покушаться на ее обреченный покой.

Сняв вопрос по отступлению на запад, Живчик уперся в ожесточенное сопротивление друга по северному направлению. «Я через Пояс не пойду, хоть ты режь, — твердил тот. — Лучше сдохнуть от вражеской пули, чем…»

Чем что, Мальгин не представлял, потому как сказки о запретной территории ни определенностью, ни конкретикой не отличались. Лишь стандартный набор страшилок: нехорошее место. Гиблое. Проклятое.

Неприступный бастион чужого упрямства пришлось брать, как обычно, хитростью — ведь, как известно, на каждую пугающую сказку найдется своя волшебная история.

— А ты знаешь, уважаемый Иван Александрович, — елейным начал голосом Костя, — что нередко такие вот истеричные настроения создаются искусственно? Конечно, с Щорсой не все так просто, и крупицы правды в потоке небылиц встречаются, однако…

Федотов выдержал многозначительную паузу и нанес «удар»:

— Почему эту зону называют поясом? Подумай, ведь пояс обязан что-то опоясывать. И он опоясывает! Умные люди уверены: внутри аномалии находится Зеркало для Героя… Вот его-то и скрывают тщательно от чужих глаз, плодя ужастики для доверчивых и трусливых обывателей.

Иван пропустил подколку мимо ушей, настолько потрясла его новость о легендарном Зеркале.

— Но я всегда считал это мифом, романтической выдумкой для детишек…

— Может, и выдумка, сам не видел, спорить не стану, — поспешно согласился прячущий улыбку Костик. — Тогда нам остается последний вариант — выбираться туннелями Бажовской.

При последних словах дозорный ощутимо содрогнулся всем телом. Федотов же мысленно похвалил себя за удачно выбранную тактику. Пряник и кнут — проверенный временем дуэт.

— Ты при мне это название даже не упоминай. — Ванька испуганно замахал руками. — Лучше наври чего-нибудь интересного про Зеркало, все помирать потом легче будет.

Но, несмотря на все уговоры, Живчик был непреклонен. «Нужно выспаться, — заявил он. — Переход предстоит очень тяжелый. А байки потравить мы всегда успеем».

Спать решили по очереди — один располагается в ванной, второй стоит на часах. Взбудораженный Иван ложиться первым наотрез отказался, поэтому Костик, как мог, устроился на ночлег, и вскоре донеслось его мерное посапывание, периодически переходящее в молодецкий храп.

Ивану не хотелось оставаться с собственными мыслями наедине. Спор с умником хоть немного отвлек его, дав отдых воспаленному разуму. Теперь все возвращалось на круги своя: тишина, темнота, одиночество. Некоторые время он слушал беспокойное бормотание Живчика, тот во сне звал отца… Значит, и друг не обрел столь желанной и необходимой передышки. «Надолго нас так не хватит…»

Усилием воли удалось опустошить голову, очистить от тяжести, просто ни о чем не думать. «Хорошо, когда нет воспоминаний и страхов. Сливаешься с воздухом, развоплощаешься, оборачиваясь бестелесным духом». Дозорный поймал себя на том, что начинает клевать носом. Налившиеся свинцом веки сами собой опустились, дыхание выровнялось и сделалось почти неслышимым, грудь мерно вздымалась в гипнотическом ритме — вдох, мгновение полной неподвижности, выдох, а вялые, уставшие мышцы тихонечко подрагивали… «Нет, так не пойдет, хороший солдат на посту не спит!» — отругал себя Мальгин и судорожно принялся искать, чем бы разогнать сладостную, но пока запретную дремоту. Прошел всего час, предстояло продержаться еще столько же, прежде чем Костик сменит его.

Никаких развлечений в ванной не нашлось, а нехитрый марш — два шага вперед, разворот и еще два шага — вогнал в тоску через три минуты. Тогда Мальгин начал читать про себя стихи, а когда их запас иссяк, перешел к песням, коих, благодаря деду, знал великое множество. Конечно, вслух горланить он их не стал, обошедшись чуть слышным мычанием в такт безмолвной музыке. Ваня пел все подряд — от гимна давно исчезнувшего государства до балансирующих на грани приличия частушек. Случайно в репертуар вклинилась провокационная в текущих обстоятельствах колыбельная, однако она навевала добрые детские воспоминания, игнорировать которые не хотелось: