Голоса лета - [41]

— Да.

— А с чертенком Джошуа? Появление Друзиллы в Тременхире — это, боюсь, моя вина.

— А кто она такая?

— Понятия не имею. Она появилась в Ланьоне[29] с год назад с младенцем Джошуа и парнем по имени Кев. Полагаю, он и есть отец Джошуа. Он всем представлялся художником, но картины писал такие ужасные, что никто даже в минуты безумия не подумал бы дать за них хорошие деньги. Они жили в маленьком домике на вересковой пустоши, а потом однажды вечером, девять месяцев спустя, Друзилла объявилась в пабе: на спине рюкзак, футляр с флейтой, малыш в картонной коробке из-под продуктов. Молва гласила, что Кев бросил ее и удрал в Лондон к другой женщине.

— Вот мерзавец.

— О, она к этому отнеслась философски. Особо даже не возмущалась. Но она была сломлена, да еще оказалась без крыши над головой. В тот вечер в пабе был Мэти, он пожалел ее и, когда паб закрылся, привел ее домой к своей жене. Они заботились о ней пару дней, но сразу было ясно, что на долгое время они не смогут оставить ее у себя. Я переговорил с Джеральдом, и она поселилась в домике в Тременхире. И, по-моему, она неплохо тут устроилась.

— А вообще, откуда она?

— Кажется, из Хаддерсфилда.[30] Я мало что о ней знаю. Можно сказать, вообще ничего. За исключением того, что она профессиональный музыкант. По-моему, когда-то играла в оркестре. Ты услышишь, как она занимается на флейте. Великолепно играет.

— Сколько ей лет?

— Не знаю. Лет двадцать пять.

— А на что она живет?

— Очевидно, на пособие.

— И что же с ней будет? — не унималась Лора.

Эта другая жизнь, совершенно ей не знакомая, вызывала у нее глубокий интерес. Она даже подумать не могла, что так можно жить.

— Тоже не знаю. Здесь не принято задавать подобные вопросы. Но за Друзиллу ты не бойся. Они с Джошуа нигде не пропадут.

Пока они беседовали, рельеф изменился, дорога поползла вверх. Теперь она пролегала по открытой местности, по осушенным болотам, где не было высокой растительности. Вдали виднелись покатые холмы, которые тут и там венчали машинные здания заброшенных оловянных рудников, торчавшие на фоне неба словно зубья.

Они доехали до указателя на Лэндрок, а мгновением позже въехали в само селение, не такое живописное, как те, что встречались им на пути, — просто несколько рядов стандартных унылых каменных домиков, возведенных вокруг перекрестка. На его четырех углах стояли паб, газетный киоск, почта и длинное неопрятное здание, возможно, когда-то служившее амбаром. Маленькие грязные окна были заставлены привлекательными старинными вещицами, на двери — вывеска: «У. М. Коулсхилл. Подержанная мебель. Старинные украшения. Антиквариат».

Ивэн затормозил у обочины. Они вышли из машины. Здесь, на холме, было прохладнее, свежее. Вокруг, казалось, ни души. Они вошли в магазин, спустились на ступеньку. В помещении было градусов на десять холоднее, пахло сыростью, гнилью, затхлостью старой мебели и восковой политурой. Потребовалось какое-то время, чтобы глаза после яркого дневного света привыкли к мглистому полумраку. Они остановились у входа, из глубины магазина донесся шорох. Из темноты выступила фигура старика в обвислом кардигане, осторожно пробиравшегося между горами наваленной мебели. Он снял очки, чтобы лучше видеть вошедших.

— А… Ивэн!

— Привет, мистер Коулсхилл.

Ивэн представил Лору. Они поговорили о погоде. Мистер Коулсхилл осведомился о здоровье Евы. Потом вместе с Ивэном они удалились в какой-то темный закуток, где, по-видимому, находилась мебель из сосны, которую приобрел старик. Предоставленная сама себе, в приподнятом настроении, Лора бродила по магазину, втискиваясь в недоступные углы, спотыкаясь о ведерки для угля, стульчики для доярок, сломанные подставки для зонтов, груды фарфора.

Но она бродила не бесцельно — искала подарок для Евы. Перед отъездом из Лондона у нее не было времени купить подарок для хозяйки Тременхира, и ей было неловко от того, что она приехала с пустыми руками. Наконец, наткнувшись на пару фарфоровых статуэток, фигурки пастуха и пастушки, она сразу поняла: то, что нужно. Она внимательно осмотрела фигурки — нет ли трещин, сколов и склеенных мест; статуэтки оказались в идеальном состоянии, только немного грязные. Лора сдула с них пыль, вытерла пастуха о юбку своего платья. Лицо у него было белое, с румянцем; шляпа — синяя, с полями, украшенными по кругу крошечными цветочками. Такие статуэтки она хотела бы иметь в своем доме, — наверно, по этому принципу всегда и следует выбирать подарки. С находками в руках, она пробралась в центральную часть магазина, где ее ждали Ивэн и мистер Коулсхилл, судя по всему уже успешно завершившие свою сделку.

— Простите, загулялась. Не думала, что вы меня уже ждете. Вот, нашла… Сколько это стоит?

Мистер Коулсхилл назвал цену, Лора вздрогнула.

— Это подлинный дрезденский фарфор, — заверил ее старик. Он перевернул фигурки.

Лора обратила внимание на его длинные грязные ногти.

— Настоящий дрезденский фарфор в идеальном состоянии, — он показал Лоре клеймо на основании статуэток.

— Беру.

Пока она выписывала чек, мистер Коулсхилл отошел ненадолго и вернулся с ее покупкой, завернутой в грязную газету. Она отдала ему чек и забрала у него свой драгоценный пухлый сверток. Он направился к выходу, открыл для них дверь, проводил из магазина. Они попрощались и сели в машину. После зябкой прохлады магазина приятно было вновь выйти на жару.