Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е – начало 1930-х годов - [32]
Миротворческая миссия Святейшего Патриарха Варнавы, как и весь задуманный митрополитом Сергием план воссоединения на условиях Москвы, потерпели полный провал. Заместитель Патриаршего Престола в своем предложении Священному Синоду заявлял: «…посланием своим от 25 мая сего года [1934] Святейший Патриарх [Варнава] сообщил мне, что Карловацкий Синод 7 того мая прислал ему на предложение ответ совершенно отрицательный: они теперь не только не подчиняются, но уже не считают для себя возможным и какое бы то ни было соглашение со мною под довольно избитым предлогом моей якобы несвободы в словах и действиях»[253].
Ряд наиболее значительных архиереев Зарубежной Церкви: митрополит Антоний (Храповицкий), архиепископ Анастасий (Грибановский), архиепископ Мелетий (Заборовский), архиепископ Серафим (Лукьянов), архиепископ Нестор (Анисимов), епископ Тихон (Лященко), епископ Тихон (Троицкий), епископ Виктор (Святин) постановлением Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и при нем Священного Синода от 22 июня 1934 г. были запрещены в священнослужении.
Так, отделяя от Русской Церкви тех зарубежных архиереев и их паству, которые, защищая свободу выражения своих взглядов, пытались воспротивиться требованиям, идущим из Москвы, митрополит Сергий оказывался все в большей изоляции. Многостраничные послания вряд ли выражают его подлинные мысли, они, скорее, позволяют судить о политике соответствующего отдела ОГПУ, чем об истинных взглядах митрополита Сергия. Как было написано в газете «Последние новости», «Сергий стоял перед мировым микрофоном и остался нем…»[254].
Однако какую-то личную информацию митрополит Сергий все же пытался передать, и порой успешно, тайным путем. Изучение ряда следственных дел говорит о существовании его тайной переписки с зарубежьем, в частности с Управляющим западноевропейскими русскими приходами митрополитом Литовским и Виленским Елевферием и даже с митрополитом Евлогием. Содержание писем осталось нам неизвестным, мы можем лишь констатировать факты, отложившиеся в следственных делах.
Контакты с зарубежным духовенством осуществлялись через Л. Д. Аксенова, монахиню Серафиму (Чичагову), дочь митрополита Ленинградского Серафима, его внучку Ольгу Павловну Чермоеву, иеромонаха Иннокентия (Орешкина).
Секретарь Ленинградского епархиального управления и личный секретарь митрополита Ленинградского Серафима (Чичагова) архимандрит Никандр (Савельев) в своих показаниях на допросе 14 марта 1934 г. давал такие показания: «Года два тому назад на квартиру митрополита Серафима Чичагова приехал Л. Д. Аксенов (владелец свечного завода) и что-то передал в передней дочери Чичагова – Наталии Леонидовне (мон[ахиня] Серафима)»[255].
На вопрос, зачем приезжал Аксенов, Чичагова ответила архимандриту Никандру, что Леонид Дмитриевич привез письмо от митрополита Сергия, которое надо переслать через Рижского архиепископа Иоанна Литовскому митрополиту Елевферию. «Не помню, кто мне об этом сказал, – говорил архимандрит Никандр, – но договоренность о связи с Елевферием состоялась во время его приезда в СССР в 1928 г.»[256].
Надо сказать, что указанный владелец свечного завода входил в круг весьма близких митрополиту Сергию церковных деятелей. Он принадлежал к мирянам, которые имели не меньшее влияние на решения высшей церковной власти, чем многие архиереи. На следствии в 1937 г. он говорил: «Я – ученый канонист и церковный историк, являюсь одним из организаторов церкви, возглавляемой митрополитом Сергием Страгородским, с которым лично давно знаком и поддерживаю с ним хорошие отношения»[257]. О нем на допросе говорил протоиерей Александр Лебедев: «Митрополит Сергий Страгородский всегда знакомит Аксенова со своей перепиской с заграничными архиереями и дает ему читать получаемые от последних выдержки из белогвардейских газет, а иногда и газеты целиком»[258].
Далее архимандрит Никандр свидетельствовал: «Связь с заграницей осуществлялась через внучку Чичагова – Ольгу Павловну Чермоеву (б[ывшая] кн[ягиня] Ухтомская). Каким образом связана с заграницей Чермоева, мне неизвестно. Известно одно лишь, что письма эти попадают в Ригу к доктору по фамилии, кажется, Австриц[259], а затем передаются уже по назначению. Осенью 1932 г., когда я собрался бежать из Ленинграда и встал вопрос о возможном бегстве заграницу, Чичагова Н. Л. дала мне адрес этого доктора и здесь же сообщила, что он является тем самым лицом, с которым связана О. П. Чермоева и которому пересылаются письма Сергия (митрополита) заграницу»[260].
Монахиня Серафима была связана с Ригой весьма тесно. С 1912 по 1914 г. она подвизалась в Рижском Троице-Сергиевом монастыре, который основали сестры Мансуровы – монахиня Сергия и игумения Иоанна. Бывшая настоятельница монастыря игумения Иоанна (Наталия Борисовна Мансурова) была сослана в Актюбинск, откуда бежала с помощью монахини Серафимы и О. П. Чермоевой. Побег был раскрыт, а монахиня Серафима и О. П. Чермоева арестованы.
Показания архимандрита Никандра вызвали серию новых допросов уже в связи с перепиской с заграницей. Во время очной ставки между монахиней Серафимой (Чичаговой) и О. П. Чермоевой 22 июля 1934 г. монахиня Серафима призналась: «Да, я полностью подтверждаю предыдущие показания о том, что, получив письмо от Аксенова Л. Д., предназначенное для нелегальной пересылки за границу, я передала его Чермоевой Ольге Павловне, которая и переслала его»
