Голоса Америки - [58]

— В разведении лошадей никто не сравнится с вами! Вы прославленные лошадники, — говорил он техасцам. — Вот я и приехал к вам, чтобы вы отобрали для меня тысячу самых резвых скакунов. Сначала я произведу им смотр, а потом дождусь моего напарника, чтобы завершить сделку. Его скоро уже должны отпустить из Нового Орлеана, и все денежные расчеты он возьмет на себя.

Весь город всполошился и ликовал. Мужчины радовались, что предстоит крупная сделка, а женщины, что им выпало счастье развлекать столь достойного британского офицера, который так прекрасно говорит по–английски и так изысканно воспитан. Да что там по–английски, даже по–французски!

Две тысячи жителей Уичито–Фолса почти все до одного были просто очарованы им. Его приглашали во все дома, поили, кормили и развлекали.

Когда он заметил ненароком, что у него кончились деньги, которые ему были выданы, а он тратил их широко, угощая всех подряд, отцы города велели отпечатать для него особые купоны, коими он мог бы расплачиваться. А правительственный финансовый чиновник, случайно оказавшийся в городе, поставил на них государственную печать, чтобы капитан Наваррский пользовался ими как деньгами.

И пока сей блестящий офицер сорил направо и налево деньгами, люди рыскали вокруг и скупали за любую цену лошадей. Вскоре город оказался забит лошадьми.

Такого переполоха и волнений в Уичито–Фолсе не было со времен Бантина, который со всем своим выводком бесстрашных деток ворвался в город, подобно знаменитому ковбою Пекосу Биллу, верхом на диких рыжих рысях.

И вот в пятницу, спустя ровно три недели, как капитан явился в город, он объявил, что готов произвести смотр.

— Господа, — сказал он собравшимся вокруг него мужчинам, — приведите всех ваших лошадей в одно место, и на утро ближайшего понедельника назначим смотр. Карантин в Новом Орлеане уже снят, так что мой напарник будет здесь со дня на день.

За субботу и воскресенье сотни лошадей проделали путь в Уичито–Фолс.

Никогда еще Уичито–Фолс не видел такого сборища прекрасных лошадей. Стук копыт, топот ног, веселое ржание, окрики — город гудел.

Настало утро долгожданного понедельника. Почти все мужчины города толклись возле этого гигантского табуна. Было похоже на светопреставление. Все только ждали капитана Наваррского.

Ждали… ждали… Уже и солнце поднялось высоко над головой, стало жарко, ковбои и лошади начали проявлять беспокойство. Но еще больше беспокоились их владельцы, которые тоже ждали… И, заждавшись, отправили в гостиницу, где капитан Наваррский останавливался, целую депутацию.

Однако капитана Наваррского в гостинице не оказалось! Хозяин сказал им, что капитан уехал еще в воскресенье к вечеру, но обещал рано утром в понедельник вернуться.

Нет, капитан Наваррский больше не вернулся… Добрые горожане и милые дамы остались с носом и были вне себя от гнева.

Но прошло еще какое‑то время, и дамы уже говорили:

— А все‑таки он был истинным джентльменом и таким красавцем!

Мужчинам ничего не оставалось, как криво улыбаться и… помалкивать.

Что ж, они сами попались на удочку и относились к этому как истинные техасцы, с усмешкой.

Пересказ Н. Шерешевской

Я ЕДУ В МОНТАНУ Ковбойская песня

На старой кобыле,

с ослом в поводу

я еду в Монтану

и стадо веду.

Пасутся овечки,

пьют воду в ручьях,

а шерсть у них в клочьях,

а спины в рубцах.

Поищите, овечки,

свежей травки клочок.

Знаем мы, почем спички

и почем табачок!

У Джонса две дочки,

а песня одна.

Удрали девчонки,

скончалась жена.

Без женки, без дочек

Билл Джонс целый год

с утра и до ночи

ту песню поет.

Поищите, овечки,

свежей травки клочок.

Знаем мы, почем спички

и почем табачок!

Когда я умру,

оседлайте коня

и крепко к седлу

привяжите меня.

По прерии конь мой

поскачет туда,

на Запад, в края,

что любил я всегда.

Поищите, овечки,

свежей травки клочок.

Знаем мы, почем спички

и почем табачок!

Перевод С. Болотина

ИНДИАНКА МОГИ Баллада из штата Кентукки

Тропою вдоль моря

Я шел налегке,

А волны шипели

На влажном песке.

Я шел очень долго,

Я очень устал,

Как вдруг индианку

Вблизи увидал.

Красивая девушка

Молвила мне:

«Ты, друг, заблудился

В чужой стороне.

Но если ты хочешь,

То следуй за мной —

Наш край назовешь ты

Своей стороной…»

Уж солнце за море

Собралось уйти,

А мы с индианкой

Все были в пути.

Шагали и плыли,

Не видя ни зги,

И к дому пришли

С индианкой Моги.

Сказала Моги:

«Вот окончен наш путь,

А ты,, если хочешь,

То мужем мне будь.

Я дочка вождя,

Мое имя Моги,

Мы честно живем —

Здесь друзья, не враги».

Я так ей ответил:

«Спасибо за честь,

Невеста давно

У меня уже есть.

Наряды любые

Красивы на ней,

Она мне верна

До скончания дней.

Обидев ее,

Я ушел в этот раз:

Наверно, бедняжка

Все плачет сейчас.

Прощай же, прощай,

Индианка Моги,

К невесте своей

Я направлю шаги…»

Моги на прощанье

Взмахнула рукой:

«Ну что же, будь счастлив

С любовью другой,

Пусть дни твои будут,

Как перья, легки,

Но все ж вспоминай

Индианку Моги…»

И вот я вернулся

В родные края,

Друзья и подруги

Встречают меня.

Гляжу я на них,

А в глазах пелена:

В глазах у меня

Индианка одна!

Невеста моя

Обманула меня…

Решил я:

«Не буду здесь

больше ни дня!» —

И к берегу моря

Направил шаги —

Туда, где живет

Индианка Моги!

Перевод Ю. Хазанова

3

В то время как фронтирсмен настойчиво прокладывал путь нации на Средний и Дальний Запад, на юге страны формировался иной уклад. Американский Юг, а точнее штаты Юга, — не просто географическое понятие, как если бы мы говорили о юге любой другой страны. Юг в США, особенно в канун гражданской войны, — это и иной образ жизни, и иной способ производства, и отличающийся национальный состав. Конечно же, не следует преувеличивать степень различий, как это делают некоторые американские социологи, создавая вокруг этого края некий готический миф: «Юг — край аристократии, край утонченных людей, роковых страстей и изысканных чувств». Однако было бы ошибочным и отвергать социально–психологические различия, которые заметны еще и сегодня.