Голос ветра - [12]

Двести человек исполняли "Песнь пришельца". В ней было четыре главные части: вступление, две танцевальные части и заключение. Только три последние части, разделенные краткими антрактами для отдыха, сопровождались игрой на барабанах и танцами на одном месте. В "Песне пришельца", необычайно живой по стилю, мало упоминаний бесчисленных имен и названий местностей, которые делают многие полинезийские песни трудными для исполнения.

Вступление начиналось с того, что двести мужчин, сидящих перед бревнами с теслами в руках, изображали вытесывание лодки и пели. Тем временем хор заклинал бога ветра сгладить прибрежные рифы, чтобы капитан Кук мог высадиться. Передавая взволнованность островитян прибытием гостей, хор отрывисто, фальцетом направлял капитана: "Туда, туда! Нет, сюда, сюда!"

Солист прерывал его такими словами: "О, какой огромный корабль у рифа Аваруа! Скорее спускайте на воду лодки!" Не отвечая солисту, игнорируя его, хор, по-прежнему фальцетом, изображал теперь "беретане" (британцев) и переводчика на корабле Кука, островитянина Маи. Хористы хлопали в ладоши и пели "Е бере, е бере, Маи, Маи". И опять они становились жителями Мангаии, хватали настоящие копья, показывая, что намереваются атаковать англичан:

Ика! Куа рау, куа рау,

Те тоа, те тоа. Куа та, куа та!

Куа та Мангаиа, куа та те паи!

В бой! Сотнями, сотнями,

Воины, воины, нападайте,

Люди Мангаии, атакуйте корабль!

Этой боевой песней и танцем заканчивалось вступление. Каждый из двух танцевальных актов, следовавших далее, имел по семь сольных и пять хоровых номеров, часто коротких. Каждый акт начинался с того, что солист провозглашал:

Тангароа послал корабль,

Который прошел сквозь небесный свод.

Танцоры плясали до тех пор, пока солист не объявлял: "А это чужеземец Маи". Хор дополнительно пояснял: "А это Ту" (или Туте, т. е. Кук). На вопрос солиста танцоры отвечали: "Здесь лодка, полная гостей, Оуараурауае!" Последнее слово звукоподражательное, оно имитировало непонятную речь англичан. Солист добавлял: "В лодках множество иноземцев, и с ними Маи — с какого-то другого острова".

Так продолжалось представление в честь экспедиции капитана Кука. В одной из частей представления хор подражал манере англичан грести, которая очень понравилась островитянам. Они восклицали: "Взмахивай веслами!" — и продолжали: "Они белолицые. Они белолицые, и они британцы". Последний акт начинал хор: "Странно говорящие люди приплыли с какой-то отдаленной земли". Солист спрашивал: "Какие они?" Хор отвечал: "О! Они похожи на богов". Солист повторял: "Какие они?" Хор ответствовал: "Великий вождь приплыл к рифу Аваруа. Корабль принадлежит Туте и Маи". Последний хоровой номер заканчивался словами: "Белолицые люди! Неслыханный случай!"

Драмы, посвященные конкретным событиям, популярны по всей Полинезии, и сюжеты для них берутся как из времени Слышимого Ушами, так и из того отдаленного прошлого, о котором люди могут узнать лишь у ветра.

Именно этим древним голосам ветра и посвящена главным образом моя книга. В ней идет речь о голосах, которые долетали сквозь тысячи облаков, проносившихся над островами, с тех нор как измученный, усталый мореход вопрошал, подобно герою по имени Хонокура: "Это ли остров, населенный лишь птицами?" Эти голоса звучали для Тоа, хотя он был слишком уж человеком действия и скучал, слушая разговоры. Они звучали для мужчин, женщин и детей, плывших с Великой Флотилией. Они звучали для жителей Мангаии, которые дивились, глядя на капитана Кука и его белокожих матросов и, пожалуй, как на еще большее чудо, на Маи, их земляка — такого же полинезийца, которому предстояло проделать путь на запад, путь предков. Но что бы нового и чудесного ни видели люди времени Слышимого Ушами — пусть это и становилось содержанием их песен, представлений и повестей, — это не могло сравниться по популярности с богами и героями времени Летящих Облаков. Капитан Кук был преходящим чудом, а вот Мауи — нет. Так же, как Рата, Тафаки, Тинирау, Ру или менехуны. Голоса все еще повторяют эти имена, потому что герои, их носившие, представляют достоинства людей, вызывающие восхищение во всей Полинезии. Полинезийцы видят себя в образах Раты и Тафаки, Мауи и менехунов, Тинирау и Ру. Полинезийцы идеализируют юность, задор, энергию и радость бытия. Они чутки к красоте природы и человеческого тела. Они стремятся к порядку, но, достигнув классической простоты в организации, затем усовершенствуют ее до такой степени, что она мешает ходу существования. Тогда, перегруженные ими же созданными сложностями, они восстают, отбрасывают их и начинают сызнова. Реализм и рефлективность, нежность и жестокость, вспыльчивость и выносливость соединяются в любимых героях, так же как и в людях, их создавших.

В следующих главах я выбрала несколько таких полинезийских мифологических персонажей, которые, как считается, жили в ранний период, в Ночь Преданий. Эти персонажи любимы и их полинезийскими творцами и мною, их знакомые биографии мы никогда не откажемся послушать еще раз. Мне эти образы представляются хорошей основой, когда материал приходится выбирать из тысяч полинезийских текстов, которые были записаны, переведены и опубликованы.