Голос солдата - [54]
Это, я догадался, был тот самый Павел Андреевич, о котором говорила тетя Груня. Вместе с врачом вошла худенькая сестра. В руках у нее были истории болезни. Лицо сестры усеяли оспинки, а губы странно выпятились вперед.
Они остановились у кровати Зареченского. Врач взял у сестры историю болезни, начал просматривать. Лицо его, одутловатое, с седыми карнизами бровей над глазами, стало озабоченным. Он грузно опустился на кровать моего соседа, достал из кармана серебристый молоточек, принялся постукивать по коленям и локтям Василия. Потом начал водить каким-то острым блестящим предметом по коже, заглядывать в глаза, щупать пульс, изучать рентгеновские снимки.
— Зареченский, — спросил он басом, — слышишь меня?
— Падучая извела, доктор. Хана мне…
— Вот это напрасно. — Павел Андреевич сжал большими сильными пальцами руку Зареченского. — Напрасно, братец, напрасно. Сделаем операцию, совсем пустяковую операцию…
— Операцию? — Василий сел на кровати. — Иди ты со своей операцией! Довольно с меня! И так помру…
Павел Андреевич тяжело встал и, не глядя на Зареченского, начал диктовать сестре назначения. Я опять услышал пугающие слова «эпилептический статус».
— Готовить на завтра! — приказал Павел Андреевич.
Он взял у сестры историю болезни, опять полистал ее и пошел к Сашиной кровати. Василий крикнул ему вслед:
— Доктор! — и попросил: — Давай операцию сегодня, а?
Павел Андреевич возвратился к нему, опять присел на его кровать и, как бы оправдываясь, объяснил:
— Нельзя сегодня, дружок. Никак нельзя. Мы обязаны как следует подготовиться к операции. И тебя подготовить.
— Некого будет готовить…
После обхода у Зареченского начался припадок. Потом — второй и почти без перерыва — третий… Я смотрел на соседа как загипнотизированный. Казалось, к Василию забралось внутрь какое-то неутомимо и злорадно пляшущее существо. Оно безостановочно тряслось от наслаждения. И вместе с ним плясало, трясясь, большое сильное тело раненого.
Павел Андреевич и рябая сестра — ее звали Настей — переглядывались. Врач, с усилием наклоняясь, держал белыми толстопалыми руками голову Зареченского. Настя разжимала специальным ножом зубы Василия, насильственно вливала какие-то лекарства. Ничего не помогало…
Врач устал. Он кряхтел и даже постанывал, сгибаясь, чаще и чаще выходил курить в коридор. Настя сказала, чтобы он пошел в ординаторскую отдохнуть. А она, в случае чего, его вызовет. Это было, наверное, в полночь.
На рассвете Зареченский вдруг пришел в себя.
— Где?.. Этот где, Славка?
— Здесь я, Вася. Чего тебе?
— Худо дело, Славка. Хана мне… — Он вздохнул протяжно, с всхлипом: — Э-эх!.. За какие такие грехи судьба меня смертью пометила? Э-эх, мать родна!..
Мне казалось, Павел Андреевич смирился со своим бессилием. Он только жевал губами и устало наклонялся над Зареченский, чтобы прижать его голову к подушке. Раненый больше не приходил в себя. Стоило ему открыть глаза, как он опять оказывался во власти злорадно и неутомимо пляшущего в нем существа. И опять начинались бормотание, стоны, всхлипы, металлический скрип…
Только в ужин, когда тетя Груня села около меня с неизменной тарелкой рисовой каши, Василия отпустило. Он вытянулся на постели, умиротворенный, с прозрачной кожей обескровленного лица. Павел Андреевич долго нащупывал пульс. Потом расстегнул на груди Зареченского нательную рубаху, прижался ухом к его груди.
Настя из-за спины врача заглядывала в лицо Василия. Тетя Груня застыла с ложкой в руке, не донеся ее до моего рта. Даже Яша перестал сопеть и чавкать и уставился на Зареченского. Санитары, вызванные в палату с носилками, бестолково топтались у двери, Павел Андреевич выпрямился, обвел взглядом палату, снял и надел пенсне.
— Все, — сказал он устало. — Можно уносить.
Бас его прозвучал как будто успокоенно. Выходя из палаты, санитары задели носилками за дверной косяк. Описала полукруг, вываливаясь, неуправляемая рука и потащилась по полу. Яша швырнул на пол тарелку, закричал:
— Стой, мать!.. Вася! Ва!.. — Он как бы захлебнулся в крике. Некоторое время тупо смотрел на дверь, потом потянулся к разбитой тарелке, осколки которой вперемешку с белыми комками рисовой каши лежали на полу, жалобно заскулил; — И-исть! Яша — и-исть… И-исть, мать!..
Тетя Груня подала ему еще одну тарелку каши. Он с привычной жадностью набросился на еду. Но вот внезапно рука его остановилась на весу. Яша уставился на дверь. На его лоснящемся от жирной каши лице отобразилась непосильная работа мысли. Он перевел взгляд на опустевшую кровать, потом опять повернулся к двери. Смотрел долго-долго, и голова его на неудобно вывернутой шее, казалось, может отвалиться. Не изменив положения тела, он высказался:
— Вася — тю-тю…
Непонятно было, утверждает он, сомневается или спрашивает. Помолчал он, шумно втянув носом воздух, и подбородок его задергался. Глаза стали набухать слезами.
— Вася — тю-тю… — Яша всхлипнул. — Хана!
— Ты чего это? — спросил я. — Что с тобой?
Кудряшов неохотно повернул голову. Уставился на меня, как будто не узнавая. Но вот бессмысленно заулыбался, обнажив не слишком белые зубы. И сразу же заплакал:
Медаль «За взятие Будапешта» учреждена 9 июня 1945 года. При сражении за Будапешт, столицу Венгрии, советские войска совершили сложный манёвр — окружили город, в котором находилась огромная гитлеровская группировка, уничтожили её и окончательно освободили венгерский народ от фашистского гнёта.
Антон Иванович Деникин — одна из важнейших и колоритных фигур отечественной истории. Отмеченный ярким полководческим талантом, он прожил нелегкую, полную драматизма жизнь, в которой отразилась сложная и противоречивая действительность России конца XIX и первой половины XX века. Его военная карьера повенчана с такими глобальными событиями, как Русско-японская, Первая мировая и Гражданская войны. Он изведал громкую славу побед и горечь поражений, тяготы эмиграции, скитаний за рубежом. В годы Второй мировой войны гитлеровцы склоняли генерала к сотрудничеству, но он ответил решительным отказом, ибо всю жизнь служил только России.Издание второе, дополненное и переработанное.Издательство и автор благодарят Государственный архив Российской Федерации за предоставленные к изданию фотоматериалы.Составитель фотоиллюстративного ряда Лидия Ивановна Петрушева.
Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.
Николай Александрович Саблуков (1776–1848) состоял при Дворе, командовал эскадроном Конного полка, шефом которого был великий князь Константин и явился очевидцем событий в течение всего 4-летнего царствования Павла I. Его «Записки» — это правдивость и искренность передаваемых фактов, беспристрастная оценка личности Императора Павла, хронологический порядок событий кратковременного царствования и описание трагической гибели государя Павла Петровича со слов офицера, сохранившего верность присяге и не запятнавшего свою честь связью с заговорщиками.Издание 1903 года, приведено к современной орфографии.
Франсин дю Плесси Грей – американская писательница, автор популярных книг-биографий. Дочь Татьяны Яковлевой, последней любви Маяковского, и французского виконта Бертрана дю Плесси, падчерица Александра Либермана, художника и легендарного издателя гламурных журналов империи Condé Nast.“Они” – честная, написанная с болью и страстью история двух незаурядных личностей, Татьяны Яковлевой и Алекса Либермана. Русских эмигрантов, ставших самой блистательной светской парой Нью-Йорка 1950-1970-х годов. Ими восхищались, перед ними заискивали, их дружбы добивались.Они сумели сотворить из истории своей любви прекрасную глянцевую легенду и больше всего опасались, что кто-то разрушит результат этих стараний.
«Дневник» Элен Берр с предисловием будущего нобелевского лауреата Патрика Модиано был опубликован во Франции в 2008 г. и сразу стал литературным и общественным событием. Сегодня он переведен уже на тридцать языков мира. Элен Берр стали называть французской Анной Франк.Весной 1942-го Элен 21 год. Она учится в Сорбонне, играет на скрипке, окружена родными и друзьями, радуется книге, которую получила в подарок от поэта Поля Валери, влюбляется. Но наступает день, когда нужно надеть желтую звезду. Исчезают знакомые.
Книга представляет собой воспоминания известного американского предпринимателя, прошедшего большой и сложный жизненный путь, неоднократно приезжавшего в Советский Союз и встречавшегося со многими видными общественными и государственными деятелями.Автором перевода книги на русский язык является Галина САЛЛИВАН, сотрудница "Оксидентал петролеум”, в течение ряда лет занимавшаяся коммерческими связями компании с Советским Союзом.