Голос погибшей планеты - [5]

Когда-то, когда я ходил еще в первые классы начальной школы, на нашей планете было более десятка государств и каждое из них жило по своим обычаям и законам. Самыми крупными и сильными из них были наша Фиолетовая республика и Синяя республика. Нашу страну возглавлял президент, а страну синих — председатель республики. Все государства оказались присоединенными — одни к Фиолетовой, другие к Синен республике.

Командующий нашей базой офицер-космонавт высшего класса Со любил в высокопарных фразах расшифровывать несуществующую мудрость колоссальной глупости, называемой «непрерывной боевой готовностью». На офицерских совещаниях, в нашем клубе за бокалом ледяного коктейля наш «бочонок» произносил громкие речи. И при этом его красное рыхлое лицо принимало совершенно идиотское выражение, а крошечные свиные глазки воинственно поблескивали.

— Мы щит нашей страны, мы ее воздушные часовые, — громыхал наш «пустой бочонок». — Наши стратеги, открывшие состояние непрерывной боевой готовности, сделали гениальное военное открытие. Да, я, старый вояка, не боюсь назвать это открытие гениальным. Над сотней баз день и ночь кружат наши бомбардировщики с атомными бомбами. И если синие когда-нибудь осмелятся нанести по нашим базам ракетный удар, сотни крылатых атомных орлов — с наземных баз и из космоса — устремятся к земле наших врагов и превратят ее в безжизненную пустыню.

«Бочонок» так надоел нам своим громыханием, что насмешливый и языкастый военный инженер Гу как-то спросил его:

— Простите, мой командир! А вы не знаете, сколько денег ежедневно сжигают наши крылатые орлы, летающие над базами?

Конечно, Гу не получил от нашего командующего вразумительного ответа. Но зато, мне кажется, он заслужил немилость начальства, потому что его вскоре перевели на Северную базу, где жить труднее и беспокойнее, чем у нас.

Впрочем, никто из нас, мне думается, не принимал всерьез ни самого нашего командира, ни его «громыхающих речей». Не верили мы и в близкое нападение синих и их союзников. Ведь только дети, еще не начавшие ходить в колледж, могли поверить в глупость о счастье погибать в бою. Может быть, раньше воинственные идиоты и получали удовольствие, протыкая огромными шомполами себе подобного или получая дубинкой удар по собственной пустой голове. Но в наши дни тысячи, миллионы людей в первые же часы войны погибли бы, так и не увидев врага. Да, мы знали это.

Задумывались мы и над тем, зачем мы кружим над желтыми песками чужой, далекой страны? Для чего и для кого мы суем свои носы за горы, в чужой мир, который живет своей жизнью и нас не трогает? Но этому нас учили, это была наша работа. И мы «делали свои деньги», свой «бизнес», все другое нас не касалось.

Такова идиотская ограниченность мышления большинства граждан нашей страны, которые не хотели ничего видеть, кроме своего счета в банке, своей семьи, своего крохотного благополучия.

В этот день я был свободным от дежурства и решил поспать подольше. Но меня очень рано разбудил сигнал видеофона. Я нажал кнопку. На круглом экранчике появилась смазливая рожица «командирской мартышки» — адъютанта командира базы, девчонки, которая страшно гордилась своим званием офицера среднего класса и сожалела, что не может носить синеватой формы военного космонавта.

— Доброе утро, До! — проверещала «мартышка», кокетливо щуря свои колючие глазки. — Вас немедленно вызывает командир базы офицер-космонавт высшего класса Со. Немедленно!

У меня екнуло сердце.

— Когда прибыл из отпуска командир базы? — спросил я.

— Вчера… Поздно ночью. Повторяю: офицеру-космонавту старшего класса До приказано немедленно явиться к командиру базы.

— Сейчас буду, — выдохнул я, выключая видеофон.

Одеваясь, я представлял, какие громы и молнии сейчас обрушатся на меня. Впрочем, меня успокаивало утверждение моей Ва, что для нашего командира она является еще более высоким начальством.

Рассеянно поздоровавшись с гримасничающей «командирской мартышкой», я, одернув на себе мундир, решительно шагнул в кабинет командира базы и начал рапорт:

— Господин офицер-космонавт высшего класса…

— Не надо, сынок! — благодушным баском отозвался Со. Улыбающийся, добродушный, он шел ко мне навстречу, протягивая обе руки. — Ну, здравствуй, сынок! — Он обнял меня и прижал к своему мягкому животу. — Ну и номер вы откололи с моей маленькой Ва! У меня чуть удар не случился… Проходи, садись.

Он усадил меня за маленький столик, сам уселся напротив и долго хохотал раскатистым, гулким смехом. Потом смахнул с глаз навернувшиеся слезы и стал копаться пальцем в нагрудном кармане.

— Прежде всего моя маленькая Ва велела мне передать тебе маленький сюрприз.

Я взял у него небольшое цветное фото. С него на меня смотрел странно знакомый малыш, пухленький, улыбающийся. Я оторопело вскинул глаза на начальство.

— Не знаешь этого молодого человека? — резвился он. — Могу представить. Это мой внук и твой… сын. Его назвали Пе… Ему уже девять месяцев от роду, и я не стесняюсь признаться, влюблен в этого парня…

«Вот так Ва! Ну и сюрпризик преподнесла мне моя миленькая женушка!» — подумал я.

Мой тесть усадил меня в мягкое кресло. По его приказу «командирская мартышка» принесла нам кофе с очень вкусными пирожными и вазу с фруктами. При этом она улыбалась мне недоумевающе и льстиво, точно выпрашивая сладкий орех. Строгого и резкого командира, офицера-космонавта высшего класса со мной не было. Был пожилой добряк-отец, беседующий с любимым сыном. Он звал меня «сынком», а себя предложил называть папой, «конечно, когда мы одни», — оговорился он. Его глаза, казалось, изливали на меня не взгляды, а сладкий нектар.