Голос моей души - [12]

– Тридцать минус девять! – приступила я, едва визитеры приблизились к двери камеры.

– Здравствуйте, господин Дельмонде, – вежливо обратился к Андре врач.

– Двадцать один, разумеется! – ответил мне Андре.

– Что, простите? – не понял врач.

– Два умножить на восемь? – продолжала я.

– Шестнадцать! – проявил математические познания заключенный.

– Господин Дельмонде, вы меня слышите? – снова обратился к нему врач. – Меня зовут Ренуар Галон, я тюремный доктор.

– Двадцать четыре разделить на три, – заявила я, не дожидаясь окончания этой тирады.

– Что? – нахмурился Андре, которому оказалось сложно слушать нас с врачом одновременно. – Вы мне мешаете! – обратился он к Галону. – Я прохожу экзамен!

– Какой экзамен? – заинтересовался врач.

– По математике, – сообщил Андре.

– Двадцать четыре разделить на три, – лениво повторила я, растягивая слова.

– Восемь, – торжественно произнес Андре.

– Ладно, математику ты знаешь, – милостиво признала я. – Переходим к естествознанию. Скажи, какой у этого доктора цвет глаз.

– Ну и вопросы при такой-то темени, – проворчал Андре, после чего, прильнув к решетке, принялся вглядываться в глаза Галона.

Тот стал переминаться с ноги на ногу, явно чувствуя себя не в своей тарелке, а потом немного отошел.

– Не успел, – вздохнул Андре.

– Неуд! – радостным тоном преподавателя-садиста постановила я.

– Что не успели? – опасливо спросил Галон.

– Доктор, из-за вас я только что провалил экзамен! – возмутился Андре.

– По математике? – участливо спросил врач.

– По естествознанию! – припечатал Андре.

– Сколько будет тридцать плюс восемнадцать? – требовательно спросила я.

– И часто вы сдаете такие экзамены? – вкрадчиво поинтересовался доктор.

– Сорок восемь! – убежденно заявил Андре, выразительно глядя ему в глаза.

– Чем отличается рояль от ночного горшка? – задала каверзный вопрос я.

Андре эту загадку не знал. Видимо, среди аристократов она популярностью не пользовалась. Он хмурился, выискивая подвох.

– Не знаю, – признал он наконец.

– У, в таком случае тебя нельзя пускать в приличное общество! – ужаснулась я.

Андре рассмеялся.

Врач снова подошел к решетке поближе.

– Простите, пожалуйста, господин Дельмонде, а что вас так насмешило? – поинтересовался он.

Мы с Андре рассмеялись на пару.

– Все понятно, – постановил врач, поворачиваясь к стражникам.

Те закивали.

– Не расслабляйся! – рявкнула я Андре в самое ухо, что заставило его резко вздрогнуть. – Двадцать плюс три.

– Двадцать три! – с готовностью отрапортовал он.

Доктор и стражники удалились.

Больше за Андре не приходили.

Глава 3

Просто мы сегодня оказались похожи

Вопреки любым гороскопам Земли.

Канцлер Ги. Баллада про скелеты в шкафу

В первую ночь после пыток Андре спал как убитый. А вот к следующей, по-видимому, успел отдохнуть в достаточной степени, чтобы пропустить в свое сознание кошмары. Вернувшись после непродолжительной прогулки, я увидела, как он мечется во сне, вертит головой то вправо, то влево, беззвучно шевелит губами. Вскоре с них сорвался короткий стон.

Я спустилась к Андре поближе. Сама толком не понимая, что именно делаю и как собираюсь это исполнить, осторожно коснулась его сознания. И, постаравшись настроиться на сон, направила туда волну спокойствия. Расслабленности. Уверенности в собственной безопасности. Неожиданно для меня самой Андре притих. Голова перестала метаться из стороны в сторону, дыхание стало более ровным. Обнадеженная успехом, я решила продолжить. На этот раз добавила в сон немного солнечного света. Запах свежей весенней травы. Манящий огонек земляники, выглядывающей из-под листа. И так потихоньку, шажок за шажочком, открыла дорогу к его собственным приятным воспоминаниям. К тем снам, вспомнив которые человек, может, и приходит к выводу, что это был полный бред, но которые при этом смотрит с наслаждением, поскольку видит и ощущает в них что-то свое.

Закончив, но так и не зная, насколько хорошо получилось, я вернулась на свое место и до утра сидела там. Андре проснулся в приподнятом настроении. Я бы сказала, даже в отличном, но все следует соотносить со спецификой нашего положения. На вопрос, как ему спалось, он ответил – чудесно. Я больше ничего на эту тему не сказала, но на следующую ночь снова спустилась к нему и повторила вчерашнюю процедуру. На сей раз это оказалось значительно проще; теперь я точно помнила, что и как надо делать.

Я стала воздействовать на сны Андре каждую ночь. Засомневалась в том, правильно ли поступаю, лишь однажды. Как-то утром (утром по нашему распорядку, безотносительно того, что творилось снаружи) Андре долго сидел, мрачно глядя в одну точку, а когда я спросила его, что случилось, ответил, что лучше бы не просыпался. Мне подумалось, возможно, я перестаралась. Жизнь была настолько безрадостна, что между снами и явью возникал чересчур сильный контраст. После хороших снов слишком тяжело просыпаться в темной тюремной камере. С другой стороны, уж если жизнь такова, какова она есть, пускай хотя бы сны будут хорошие. И большую часть времени они поднимали Андре настроение, а не наоборот. Поэтому я продолжала действовать, как прежде.

Андре сидел, прислонившись спиной к стене, и перебирал пальцами сухие соломинки. Он сильно похудел за время своего заключения, хотя от лишнего веса не страдал и раньше. Щеки и подбородок скрывала густая борода. Но чувствовал он себя значительно лучше. Настолько хорошо, конечно, насколько может чувствовать себя человек, лишенный свежего воздуха и солнечного света и ограниченный в пище. Но после пыток он, во всяком случае, оправился. Даже возобновил кое-какие упражнения, правда, в более умеренном режиме.