Голос Ленинграда. Ленинградское радио в дни блокады - [44]

В составе иностранного отдела сначала было две редакции – немецкая и финская. Их называли еще редакциями контрпропаганды. Сюда, к братьям Эрнсту и Фрицу Фуксам и их товарищам, приходили репортеры, редакторы, дикторы. Ведь по долгу службы «контрпропаганде» нужно было ежедневно слушать и Берлин, и Лондон, и Стокгольм. Что говорит мир о битве на Востоке? И что говорят враги? Горькие минуты испытывали радиожурналисты, когда осенью 1941 года Берлин передавал свои победные сводки. Они тоже начинались словами: «Achtung! Achtung!» Может быть, больнее всего слушать это было Фуксам, австрийским немцам, жившим в Советском Союзе после разгрома в 1934 году рабочего восстания в Вене. Эрнст и Фриц знали, что единственный путь к возрождению Австрии и возвращению на родину – разгром фашизма. Братья Фукс сражались своим оружием. Они хотели, чтобы звучало в эфире свободное немецкое слово. Во главе отдела стоял бывший сотрудник ТАСС в Берлине Николай Верховский. Работал он вместе с австрийскими товарищами, вместе с журналистом Всеволодом Римским-Корсаковым, переводчицей и композитором Наталией Леви. Был у иностранной редакции и широкий актив, но основной груз повседневной, черновой работы лег на плечи этих людей.

Все отделы радио были связаны с армией, Военным советом. И все же больше всех оказались связаны с военными даже не репортеры, а «контрпропаганда». Все-таки это была необычная редакция. На сохранившихся текстах передач то и дело встречаются пометки: «Получено от тов. Лазака»; «Передано тов. Лазаком». На некоторых материалах есть резолюция: «Не возражаю. С. Тюльпанов». В 1972 году Ю. Лазак и С. Тюльпанов рассказали о специальном отделе Политуправления Ленинградского фронта, который вел пропаганду среди войск противника и населения захваченных районов. С. Тюльпанов, позже профессор университета, был начальником отдела, а Ю. Лазак, затем заведующий кафедрой иностранных языков, работал у С. Тюльпанова инструктором. Из отдела приходили на радио листовки, напечатанные по-немецки и по-фински, обзорные материалы, которые переводили в редакциях. Ю. Лазак приезжал в Радиокомитет обсудить вместе с его председателем некоторые задачи «вещания на противника». Но Лазак не только инструктировал – ему ведь не нужен был переводчик, – он сам выступал с некоторыми обзорами, как «подполковник Листов». Но, может быть, главной помощью отдела были не советы, обзоры и листовки, а немецкие пленные. Сначала инструктор вместе с журналистами ездил в лагерь на Среднюю Рогатку, а позже, когда лагерь пришлось перевести в другое место (фронт был совсем рядом), военнопленных доставляли прямо в студию. Зимой 1941–1942 годов это было занятие рискованное. Ведь стоило машине застрять где-либо в сугробах, и «живого немца» пришлось бы вести через город, который сдавила смертной петлей немецко-фашистская армия. Даже через много лет Ю. Лазак содрогался от подобной перспективы.

Нелегко было Фрицу Фуксу и его советским товарищам говорить с немецким солдатом сорок первого года. Ведь только вчера этот солдат стрелял из своего окопа по нашим бойцам, посылал на город снаряды и бомбы. Весьма противоречивые чувства испытывали контрпропагандисты, убеждая пленных выступить у микрофона в студии или через передвижную установку на передовой. Ситуация была достаточно драматичной. Нередко пленные во время допроса сами угрожали, говорили, что Ленинград обречен, что он голодает. Сколько нужно было внутренней убежденности действительно голодным людям, чтобы продолжать эти беседы…

Тысячи немцев, побывавших в плену в России, стали после войны видными общественными деятелями. За их плечами – суровая школа войны и те первые разговоры с нашими политработниками, контрпропагандистами, открывшие им глаза на многое. Пропаганда на противника по радио была лишь частью большой работы отдела. Но финская и немецкая редакции черпали материалы не только из Политуправления. На помощь пришли писатели. Просто переводить их статьи и очерки оказалось невозможно. Тут надо было найти особые слова, нужна была эмоциональная сдержанность. Ведь писатели в своих выступлениях призывали громить врага без пощады. Фронтовые газеты выходили с призывами: «Смерть немецким захватчикам!» И вот теперь приходилось говорить с немецким солдатом, обращаться к нему.

Такой разговор не каждому оказался под силу. В своей публицистике Эренбург, например, писал о двух Германиях, его статьи иногда использовала немецкая редакция, но сам он не обращался к вражеским солдатам. Не выступал с речами, адресованными противнику, и В. Вишневский. Он понимал, конечно, необходимость таких передач, использовал в своей работе некоторые материалы отдела, но говорить в два адреса не мог. Из ленинградских литераторов чаще других сотрудничали с иноредакцией А. Прокофьев, И. Луковский, О. Берггольц, Н. Тихонов, В. Саянов. Они писали для «контрпропаганды», и речи их переводились тут же в редакции. Верность принципам пролетарского интернационализма, понимание классового характера войны, убежденность в нашей победе позволяли писателям найти эмоционально верный тон в своих листовках, обращенных к солдатам вермахта. В одной из листовок А. Прокофьева и И. Луковского говорилось: «Германские солдаты! За что вы воюете против Советского Союза? Может быть, за свою отчизну? Нет. Ничего подобного. Может быть, за честь Германии? Тоже нет…» Шаг за шагом листовка убеждала в бессмысленности этой войны, в неизбежном крахе фашизма.