Голос из толпы. Дневниковые записи - [37]

Узнал я из газеты и о том, что если в прошлом году колхозники в это время еще не получали за трудодни, то сейчас за трудодни выдано тридцать тысяч рублей. «10 июля будет выдача аванса, – сообщала газета и агитировала: – Надо колхозникам понять это и усилить темп работ».

В правление пришел паренек-почтальон, принес свежие газеты. «Надо же, есть свой почтальон, – подумалось мне. – И разумеется, ему платят. Штатная должность!»

После почтальона пришли сперва двое мужчин, потом женщина. Не заходя в кабинет председателя, откуда не прекращаясь доносились голоса и телефонные звонки, они пристроились в той же большой комнате, что и я. На глаза женщины то и дело навертывались слезы. Беспрестанно вытирая их платком, она говорила срывающимся от волнения голосом:

– На парнишку, на ребенка напали! Нашли с кем связаться. Заметка – кляуза. В ней нет ни капли правды, а ребенок теперь не хочет работать: оклеветали! Сидит дома. Мучается. В колхозе хочет работать – не принимают. Говорят, плохо в МТС работал.

– Да, переборщил Егоров, – согласился один из мужчин.

– Вот видите! – вскинулась мать. – Видите, ни за что ребенку жизнь портят…

Вскоре я разобрался, в чем суть. В стенгазете МТС была помещена заметка «Учетчик Федоров»:

«Учетчик тракторной бригады № 5 Федоров работает из рук вон плохо. Он надеется, что за него основную работу сделает его мать, а поэтому учет проведенных работ в бригаде запущен, прием выполненных работ от трактористов не проводится. Федоров у трактористов в поле не бывает, работой их не интересуется. В бригаде плохо организован подвоз горючего к тракторам, а учетчика Федорова это не беспокоит. По этой причине наблюдается простой тракторов. С этим учетчиком надо что-то делать, что-то надо предпринять» (последние строки были именно такие – песенные).

– Вона, висит! – Женщина вскинула глаза на стенгазету, и они снова подернулись влагой. – Опозорили перед всем народом! Секретарь партийной группы, он должен ребенка в комсомол вовлечь, воспитать, а он кляузы пишет. Мать одна воспитывай…

– 17‐го он у тебя не работал. Почему? – спросил второй мужчина.

– Праздник был (религиозный. – В. Т.). Бригадир тракторной бригады напился в стельку, нарядов не выдавал…

– Почему вы не сказали об этом раньше?

– …а ребенку пятнадцать всего. Работать уж не хочет. Оклеветали!

Женщина, облокотясь на стол, уткнулась лицом в платок.

Я покинул правление.

Еще не закончился рабочий день, и в деревне было тихо. Изредка навстречу попадались старушки, чаще – дети. Во дворике одного из домов раскатывал на трехколесном велосипеде карапуз, руль плохо слушался его слабых ручонок, и велосипед вилял из стороны в сторону. Напротив другого дома стоял, прислоненный к стене, «взрослый» велосипед. Хозяина не было видно, – поросенок, воспользовавшись этим, блаженно терся спиной о его колесо. За садовыми изгородями зеленели яблоки. Это было мне внове. В капшинских деревнях яблонь что-то не встречалось.

Я зашел в колхозную библиотеку. В ней все было чин чином: полки с книгами, упиравшиеся в потолок, стол библиотекаря с ящиками, полными абонентных карточек, круглый столик с разложенными на нем журналами и газетами, приемник «Нева» в углу.

– Библиотека у нас хорошая, – похвасталась библиотекарша, располневшая, но еще довольно молодая женщина с мягкими пухлыми руками. – И стар и млад – все записаны. Особенно любят книжки про колхозную жизнь. Недавно записалась одна старушка и так втянулась в чтение, что прочтет, а потом о прочитанном рассказывает в бригаде. Серьезные книги читает. В сеноуборку, например, запланировано обсуждение «Зари» Лаптева56. У нас и самодеятельность есть. Даем концерты в соседних колхозах. Есть лекторская группа из интеллигенции: учителя, агроном, зоотехник.

Когда я рассказал ей о Палуе, она ужаснулась:

– Господи, как живут! В нашем колхозе нет ничего подобного! В этом году собираемся получить пятьсот тысяч рублей дохода.

– Чем же объяснить такой контраст? Ведь не на разных концах Земли ваши колхозы.

– Не знаю уж, чем и объяснить. Работаем как все… Осенью возим продавать продукты в Ленинград – в колхозе есть машины, большие деньги от этого выручаем.

Из библиотеки я пошел в клуб. Уличные громкоговорители, пока я шел туда, два раза передавали сообщение о лекции. Потом я услышал, как одна девушка спросила другую: «Маня, ты пойдешь на лекцию?» – «Как же! Пойду», – и я почувствовал, что волнуюсь.

Клуб был переполнен молодежью. Когда я поднялся на сцену и встал за трибуну (была и трибуна!), свободных мест в зале не было.

Лекция длилась полтора часа. Это была моя самая лучшая лекция.

После ее окончания часть молодежи осталась в клубе. Раздвинули стулья, завели патефон.

Я вышел на улицу. Там, взявшись за руки, ходили девчата и пели песни. Кто-то катался на велосипеде.

«А в общем-то молодежи здесь скучно», – подумал я и спустился к Волхову.

Вдоль берега раскинулись луга. Их, видимо, осушали. Всюду были вырыты канавы, обнажившие черную, сочную землю.

На противоположном высоком берегу виднелась пристань с баржами. Рядом с пристанью попыхивал паровозик – значит, там проходила железнодорожная ветка.