Голос друга - [19]

«Благодарю, мой юный друг, за книгу. Прочел ее с радостью и волнением. Она укрепила мне душу в решительные минуты жизни моей. Я болен и жалею, что не смогу вас видеть в ближайшие дни…»

Смысл этой записки стал полностью понятен князю Сергею спустя некоторое время — в роковой день 14 декабря 1825 года, когда на Сенатской площади, в громе орудийной пальбы, просияла и погасла короткая заря желанной свободы.

4

В избе у окна, затянутого льдом в палец толщиной, стояла молодая женщина. Она протерла маленький круглый глазок и смотрела в него на пустынную улицу скованной стужей, чуть не до крыш засыпанной снегом, словно бы вымершей, захолустной Читы.

По улице только что провели партию ссыльных. Обросшие бородами, в рваных тулупах, они прошли, переговариваясь друг с другом. Их вели в баню, каждый нес под мышкой узелок с бельем.

Негромкий дробный звон проплыл следом за ними, постепенно затихая. «Боже мой! Они — в кандалах!..»

В этой партии не было того, ради кого княжна Анна Кирилловна приехала на край света — в Сибирь, за Байкал, кого она сейчас с мучительным нетерпением и тревогой ждала у окна.

Она устала, ей нездоровилось, — стучало в висках, запеклись, потрескались губы. Но она была у цели своего долгого путешествия, и одна мысль об этом поддерживала ее. Он здесь — избранник ее сердца, дорогой, любимый друг Алексей!.. Позади остались дни отчаяния, ссора с семьей, торопливые сборы, бесконечная снежная дорога, по которой бойкие заиндевевшие лошадки быстро мчали ее возок. Изнемогая от усталости, холода, от грязи и угарной духоты почтовых станций, она с тоскливой безнадежностью смотрела из возка на бескрайние просторы. Жизнь в новом, неведомом обличии открывалась ей — жестокая, грубая, нищая. И порой княжне казалось, что нет на земле такой силы, которая была бы способна преодолеть и это беспредельное пространство, и эту глушь, дикость, тоску одиночества. Но так бывало только в редкие минуты упадка духа. Уж кто-кто, а княжна знала: такая сила есть — любовь и верность. Любовь и верность!.. Они подсказали княжне Анне единственно правильное решение: разделить его судьбу после того, как Алексей Иванович, оказавшийся в день 14 декабря прошлого года на Сенатской площади в рядах восставших, вдруг превратился к ужасу и негодованию родителей княжны из ее завидного жениха в государственного преступника, в каторжника!..

В комнату вбежал мальчик, сын хозяйки, дежуривший на крыльце.

— Ведут, ведут! — крикнул он.

И у княжны Анны, хотя она каждую минуту ждала этой вести, от волнения потемнело в глазах. Трясущимися руками набросила она шубку на плечи, выбежала на улицу.

Алексей Иванович, как и все, обросший, в какой-то жалкой шубенке с чужого плеча, подпоясанной веревкой, шел, непривычно горбясь, между конвойными. У нее заныло сердце, когда она увидела его землистое, осунувшееся лицо, изборожденное преждевременными морщинами. Угрюмое, замкнутое лицо… И опять этот звон. Негромкий, ранящий душу кандальный звон…

Вдруг он увидел княжну. Споткнулся, остановился, уронил узелок с бельем.

— Анна! Анна! — крикнул он и по-детски беспомощно протянул к ней руки. На лице у него появилась знакомая ей родная улыбка.

Солдат толкнул его в спину, двое других ссыльных подхватили под руки, повели. Княжна Анна хотела крикнуть, отозваться, — не смогла.

Три дня она ждала свидания.

За эти дни немного отдохнула, успокоилась, освоилась с новой жизнью, с людьми, окружавшими ее. Среди немногочисленных жен декабристов, последовавших в ссылку за своими мужьями, княжна встретила добрых, искренних друзей.

Однажды вечером, разбираясь в своих вещах, она нашла в сундуке небольшую книгу в кожаном переплете. Княжна Анна столько пережила за последнее время, вся прошлая жизнь казалась ей такой далекой, что она не сразу даже вспомнила, откуда взялась книга.

«Ну, как же, как же!.. Ее принес этот милый юноша, князь Сергей Тугарин. Как могла я забыть?»

Он пришел за несколько дней до ее отъезда, назвался другом Алексея Ивановича. Краснея и смущаясь, просил передать ему книгу — «как память о лучших днях».

И вот теперь, сидя на полу возле сундука, в маленькой горенке с толстыми бревенчатыми стенами, промерзшим окном и огромной печкой, от которой несло сухим теплом, она прочла на обороте титульного листа:

«Пока свободою горим,

Пока сердца для чести живы,

Мой друг, отчизне посвятим

Души прекрасные порывы!

Сию книгу дарю А. И. как память о днях, согретых надеждой и дружбой, как залог грядущих светлых дней.

С. Тугарин».

Строки, написанные размашистым юношеским почерком, прозвучали, как слова дружеского привета. Анна раскрыла книгу, стала читать. Первые же страницы смутили, даже испугали ее, — она отложила книгу с тревожным чувством. Потом снова стала читать, и снова беспокойство охватило ее. Но она решила прочитать все, до конца. Каждый раз, когда она бралась за книгу и погружалась в неизвестный мир, который та открывала ей, ее охватывали ужас, отчаяние, гнев и томительное сознание, что все, о чем говорит книга, правда, горькая правда, о которой она, Анна, не знала, над которой никогда не задумывалась, а если и сталкивалась случайно с ней, пугливо старалась отойти от нее, закрывала глаза. И это была та самая правда, во имя которой любимый ею человек не щадил своей жизни!.. Читая книгу, княжна лучше, по-новому понимала Алексея Ивановича и свой долг по отношению к нему. И она решила при первом же свидании передать ему книгу, хотя дала вчера коменданту подписку — выполнять все обязательные условия, в том числе и такое: