Голос - [21]

Моя бессонница спровоцировала первую в нашей семье большую ссору. Отец редко обращал на нас внимание за столом, читал новости в телефоне или документы и не глядя забрасывал ужин в рот. Я наелась двумя вилками салата, но все еще ковыряла в тарелке, чтобы не расстраивать маму.

Отец всегда ел торопливо, задевая вилкой зубы – клац, клац, клац. Мы с мамой переглянулись – этот противный металлический звук нам обеим действовал на нервы.

– Юра, пожалуйста, не стучи вилкой по зубам. Вредно же для эмали, – напомнила мама.

– М-угу, – недовольно промычал отец, не отрываясь от телефона.

Следующие три-четыре раза вилка вошла в рот бесшумно, но потом отцу, видимо, надоело за собой следить, и ритмичное клацанье возобновилось. Мама слегка улыбнулась мне и прикрыла глаза – мол, простим его, он так много работает. Я дернула плечом и уставилась на остывшее рагу. Есть не хотелось совершенно.

– Если больше не хочешь, отдай папе, – сжалилась мама.

Я поднесла свою тарелку к отцовской и свалила ему рагу вперемешку с салатом. Он даже ухом не повел. Просто подцепил новый кусок и отправил в рот. Клац!

– Ой, чуть не забыла! – Мама потянулась к сумке, которая висела на спинке стула, и вынула пачку дитимина. – Вот. Утром и вечером после еды. И перед сном, если тяжело уснуть. А картаксерол надо выбросить.

Я покорно выдавила таблетку из пачки и запила водой.

Тут до отца дошел смысл маминых слов, он вскинул голову и пригвоздил меня свирепым взглядом.

– Это еще что? – рявкнул он, переключаясь на маму.

Я поперхнулась и кашлянула. Хотелось откашляться как следует, но я сдерживалась – мне всегда было стыдно, если случалось подавиться у отца на глазах. Это его ужасно злило: «Даже поесть нормально не можешь!»

Мама легонько похлопала меня по спине и спокойно ответила отцу:

– Нам прописали новое лекарство, потому что у Саши начались проблемы со сном.

– Ах, проблемы со сном? – зарычал отец. – Да что ты говоришь! Так я тебе расскажу, почему у нее проблемы со сном. Потому что ты ее закармливаешь всякой херней! Конечно, у нее проблемы со сном! Дала бы валерьянку, как я сказал, и ничего бы сейчас не было!

Он кричал, а его кустистые брови ходили ходуном по лбу.

– Юра, успокойся, – ледяным тоном сказала мама. – Ты же не врач. Я даю ей только то, что прописал врач.

– Да какой он врач – девчонку шестнадцатилетнюю травить! Внушает ей, что она сумасшедшая! Ты бы еще в Кащенко ее отвезла!

– Юра! – мама повысила голос. – Ей необходимо лечение!

– Это, по-твоему, лечение?! – снова обрушился отец. – Вот! Вот результат твоего лечения! Давай, полюбуйся, до чего ты ее довела!

Он ткнул в меня пальцем, я отшатнулась и заметила, как побагровели его щеки, а лицо перекосило от злости. Он был похож на человека, который может ударить. Разве моя хрупкая мама с ним справится? А я?

– Лечение, мать твою, – буркнул отец. – Всё, больше она туда не пойдет, они ее в два счета угробят! Сделали один раз по-твоему – вот что получили. Хватит. Теперь я буду решать.

Слезы обиды и ярости заблестели в маминых глазах.

– Это ты ее угробишь! Ты со своей валерьянкой!

– Мам, – тихо позвала я.

– Да помолчи ты, Саша! – пригрозил отец. – А ты так и знай, что я на эти таблетки больше ни копейки не дам!

– И не давай. Кто тебя просит? Уж на лечение собственной дочери у меня деньги есть, – проскрежетала мама, взяла наши пустые тарелки и с силой бросила в раковину. Удивительно, как они не разбились.

Отец ничего не говорил, только сопел как буйвол. Казалось, у него вот-вот пар повалит из раздутых ноздрей. Я решила воспользоваться моментом тишины и уйти к себе, но отец рывком схватил меня за запястье. Не больно, но крепко. И страшно. В детстве мы играли в одну игру: папа держал меня «в тисках», а я должна была освободиться. У меня никогда не получалось. И если тогда это приводило меня в восторг, то сейчас паника лезвием полоснула по сердцу.

– Мы еще не закончили, – сказал он.

Я беспомощно вытаращилась на маму, как будто она могла помочь.

– Нет, закончили! – ядовито бросила она, складывая руки на груди. – Раз ты не можешь адекватно реагировать, вопросы Сашиного здоровья с тобой больше обсуждаться не будут.

Отец с вызовом усмехнулся и, игнорируя маму, пристально посмотрел мне в глаза. Он сжимал мою руку, как будто хотел мне этим что-то внушить, убедить в чем-то, но ничего не произносил. Но и взгляда было достаточно, чтобы меня окатило волной обиды и унижения. Он смотрел с каким-то издевательским презрением – не то засмеется, не то плюнет. Так не смотрят на родных дочерей.

Я хотела вырваться, но боялась пошевелиться. Горло уже сдавило судорогой, которая предшествовала слезам. Слезы я себе позволить не могла. Для отца это всегда означало лишь одно: что я неправа, а он прав.

– Ну все, Юра, хватит! – разволновалась мама.

Он выдержал паузу, чтобы мама не воображала, будто может ему указывать, и разжал пальцы. Я вылетела из кухни в слезах, уверенная, что сейчас мама все ему выскажет. Но она не кричала, не заступалась. Зашумела вода – мама начала споласкивать тарелки.

– Ревет, только палец покажи, – спокойно сказал отец, возвращаясь к холодному рагу. – Может, и правда лечить надо. Налицо все признаки истерии.