Голодомор: скрытый Холокост - [22]

Добежав до дома, я не удивился, увидев комиссию, недавно побывавшую у нас. Дверь оказалась открытой, а члены комиссии толпились на пороге. Дверь в горницу тоже была распахнута.

На полу лежал полураздетый Алеко, отчаянно сопротивлявшийся. Несколько человек из комиссии с криками и руганью боролись с ним. Один из визитёров придавил его головой к полу, двое других удерживали его за руки и еще пара человек — за ноги, в это время кто-то пытался снять с него сапоги. Не было сомнений, что искали деньги. Старик, в котором трудно было заподозрить такую силу, сопротивлялся как олень со стаей волков.

Председатель комиссии, товарищ Хижняк, тем временем стоял в стороне, спокойно наблюдая за происходящим. Как только старик начал вырываться, он больше не выдержал и локтями растолкал себе путь к лежавшей на полу жертве. С видом большого знатока в таких делах, оттолкнув державшего правую ногу Алеко мужика, он со всей силы прыгнул на живот Алеко. Затем он несколько раз ударил старика в лицо своими тяжёлыми сапогами. Наш родственник потерял сознание, а товарищ Хижняк спокойно вернулся на своё прежнее место.

Остальная часть их «дела» была быстро завершена. Сапоги стащили, и победители были награждены за старание: несколько бумажных рублей, привязанных к лодыжке несчастного старика. Затем комиссия удалилась. Как только они скрылись из вида, мы с мамой поспешили на помощь Алеко. Он пришёл в себя, но жить ему оставалось недолго: вечером, когда мы вернулись, он был мёртв. Мы нашли его лежащим в той же позе и на том же месте, где мы его оставили перед уходом. Никого не оказалось рядом в последние минуты. Меня до сих пор преследует воспоминание о мученическом и беспомощном лице Алеко.

На востоке утреннее небо заволакивала серая туча, предвещая метель. Уже пробивался первый утренний свет, а нам ещё предстояло навестить дома моих дядей.

Но, добравшись до дома дяди Якова, мы опять поняли, что опоздали. Часовой у ворот сказал, что вся семья содержится в сельсовете.

Дом дяди Гаврилы стоял всего в нескольких метрах от здания сельского правления. Часовой, стоящий на посту у ворот его дома, велел искать Гаврилу на сельской площади. Нам не разрешили войти на двор, но мы успели заметить, что в дом заносили какую-то обстановку из правления. Позже люди рассказывали, что председатель и секретарь сельсовета завладели домом в ту же минуту, когда арестовали моего дядю и всю его семью.

На подходе к сельской площади два ГПУшника перегородили нам дорогу. Они приказали повернуть назад. Напрасно мама умоляла их разрешить найти своего сына. Охранникам было дано задание никого не пропускать на площадь. Но как только солдаты продолжили свой путь вокруг площади, мы с мамой кинулись в сторону и садами и огородами стали пробираться в сторону площади. Вскоре мы дошли до забора, через который можно было увидеть, что творилось на площади.

Зрелище оказалось печальным. Вокруг трибуны слонялось районное и местное начальство, которое накануне проводило собрание. Районный партийный комиссар сидел за столом, покрытым ярко-красной скатертью, и говорил с кем-то по специально проведённому телефону. По бокам от него расположились «тысячник» Цейтлин и товарищ Пашченко, новый председатель сельского совета. На трибуне, лицом к площади, стояли комиссары ГПУ и МТС.

Вокруг небольшими группами шевелилось несколько сотен крестьян, женщин и детей. Из толпы раздавались крики и жалобы, плакали дети, мужчины громко протестовали, больные и слабые стонали и звали на помощь.

Но их никто не слушал и не выпускал. Площадь была оцеплена. Приглядевшись, мы увидели солдат ГПУ, окруживших её плотным кольцом.

Всех арестованных разделили на мелкие группы и развели по площади. Каждую группу тщательно охраняли вооружённые комсомольцы и комнезёмцы.

На значительном расстоянии от толпы стоял военный грузовик, на котором прибыли солдаты ГПУ. Лошадей впрягли в повозки, и в любую минуту они были готовы тронуться в путь.

Мы вскоре увидели своих родственников. Три семьи держались вместе. Всем пришлось стоять, только старый дядя Гаврила сидел на снегу. Позади него всхлипывала жена.

Холодный ветер безжалостно забрасывал несчастных снегом, которые были одеты кто во что, потому что им не разрешили взять с собой тёплые вещи. Мы решили как-то помочь им, и поскольку мы думали, что их отправят в Сибирь, нам надо было достать для них какую-то тёплую одежду.

В тот момент, когда я уже направился к нашей хате, чтобы собрать эти вещи, шум на площади начал становиться громче. Те, кто сидел, поднялись со своих мест, а протестовавшие повысили голоса. Маленькие группы людей слились в непроизвольном порыве.

Толпа ринулась в сторону представителей власти. Охранявшие их вооружённые солдаты дали несколько выстрелов, но их линия обороны дрогнула, и начальство оказалось поглощённым массой народа. Ещё бы минута, и площадь бы опустела. Но затем по какому-то сигналу стали стрелять пулемёты. Пули решетили пространство над площадью. Солдаты ГПУ открыли огонь, и крики, протесты и визг слились с ружейными залпами.

Толпа повиновалась, и порядок был восстановлен. На снегу остались лежать несколько убитых и раненых. Позже мы узнали, что погибло три человека.