Голодное воскресение - [2]
— Что случилось? — Испугалась Мария.
— Волки! — Крякнул влезающий по ступенькам внутрь ямщик.
Сначала свалившись на пол, он с трудом поднялся на колени. Все тело его тряслось, легкие гудели. Жирные руки еще какое-то время судорожно сжимали, спешно защелкнутую щеколду. Почуявшие хищника лошади надрывно заржали. Карету резко дернуло вперед. Корпус, дребезжа, толкал из стороны в сторону растерявшихся пассажиров. Вцепившись пальцами до боли в мамино платье, Андрей сжался. Разрезая оголенной, стальной осью брички рыхлую, мокроватую почву тройка, ведомая диким страхом, понеслась быстрее молнии. Деревянные стенки колыхались, колеса виляли по глубокой колее. Удерживаясь за подоконный поручень, Мария пыталась прижать Андрея покрепче.
Крр. Наскочив на кочку, карета подпрыгнула, подбросив людей к потолку. Повернувшись в воздухе, она рухнула на бок. В ушах звенело. Мария очнулась. Левое плечо ныло. Тонкие, короткие спазмы били в спину.
— Сынок?! — Вопросительно прошептала Мария. Под тонкими, изящными пальчиками закручивались, русые, непослушные волосы сынишки. Прислонив ухо к детской груди. Наконец облегчённо выдохнула. — Живой.
Уже почти шесть лет. А совсем недавно муж с искрящимися глазами показывал первые пробившиеся зубки. Счастливые родители обнимали и целовали малютку. В день рождения Андрей сделал свои первые шажки. Поддерживая за крохотные ручонки, папа ступал рядом. Опираясь о решетку холодного камина, малыш запачкал ладошки сажей. Мария захохотала с Дмитрием, увидев под носом сына черный след от сажи, похожий на гусарские усы.
— Разрешите представить, поручик Кулаков. — Попробовал не смеяться папа, показывая на забавный вид Андрюши. Хотелось остановить эти чудесные минуты. Сердце Марии пело. Потихоньку Андрей подрастал. Редкие гости нахваливая, умилялись смышленому сорванцу. Однако здоровьем похвастаться мальчик не мог. В осеннюю и весеннюю пору мама обычно проводила долгие часы возле него с градусниками и примочками.
Причина была. Их с мужем первенец не прожив и трех месяцев, умер от скарлатины. Усилия докторов не принесли никакой пользы. Средства, получаемые от имения, позволяли иметь многие блага, в том и числе хороших врачей. Но Мария никому теперь не желала доверять эти заботы.
Унаследовав земли от нерадивого отца кутилы, Дмитрий усердно поднимал запущенное хозяйство. Крестьяне не желали менять привычный уклад, испытывая унылое настроение, при попытках растормошить их. Дмитрия по старой привычке называли барином. Иногда он, как и мужики, распахивал поле, жал хлеб, свозил зерно на мельницу. Доводя порой себя до изнеможения, требовал и остальных не отставать в труде. Прознав, за рублем приходили крестьяне даже из соседних деревень. Тяжело, даже надрывно работая, они все же были уверены, что получат свое без обмана.
Хорошо помнил Дмитрий тяжелый, голодный тысяча восемьсот девяносто первый год. Тогда еще зеленый юнец, он проезжал с батюшкой по семейным владениям.
Безразличное отношение к делам на всех уровнях привело к беде. Земля обрабатывалась по старинке, да без должного надзора со стороны хозяина. Были и тогда в империи губернии, получившие хорошие урожаи, однако умного распределения зерна так и не происходило. Оставшиеся без средств, люди побирались. Выпрашивая у середняков или зажиточных крестьян, обескровленные некоторые из них падали прямо на дорогах. Не в силах более подняться, устремляли недвижимые очи к небу.
— Дмитрий Харитонович. Смилуйтесь помочь. — Почтительно обращались дворовые и остальные селяне, не допускаемые в усадебный дом дальше порога. Получив заем, кое-как сводили концы с концами. Соседи же состоятельные землевладельцы не жаловали его, обзывая за глаза чудаком. Крутой норов и резкие высказывания оттолкнули их от него еще в пору юности.
Так и жили Кулаковы, особняком, не считаясь со слухами и домыслами остальных.
Ууу. Захныкал Андрей на коленях у матери. Приоткрыв веки, он увидел лишь мрак угольного цвета. За пределами кабины слышалось отчаянное ржание лошадей. Перепуганные скакуны рвали упряжь, выбиваясь из последних сил. В рокоте шумной возни, было четко слышно мерное, твердое рычание.
— Сделайте что-нибудь! Прошу?! — Шептали сухие губы Марии, взывая к ямщику. Отброшенный в противоположную сторону, он не издал ни звука.
Над головой послышалось шарканье. Увесистые, когтистые лапы стремительно перебирали по внешней обшивке.
Внутри все сжалось, кровь отступила от лица. Легкий сквозняк из разбитого смотрового окошка тянул по головам. Большая, мохнатая пасть, оскалившись, воткнулась внутрь кареты, застряв до шеи. Дрожащая рука мамы в этот миг плотно закрыла рот Андрея. Молодой волк, раззадоренный погоней, принюхивался. В стае из пятнадцати зверей, он редко наедался до сыта. Запах горячего пота внизу под лапами сладко кружил серую голову. Зверь медлил с нападением, поскуливая и кружа у кромки окошка.
Точно молнии в шторм, мысли Марии лихорадочно метались от одной к другой.
— Кинжал! — Вспомнила женщина. Рыская в темноте, она нащупала тело ямщика. Уже охладевшие руки его стали коченеть, мешая вытащить оружие.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».