Голодная степь - [86]

— Во втором конфликте мы пока не разобрались,  — снова быстро, потому что разговор очень тревожил его, сказал Григорий Иванович.  — Качественно мы стараемся принимать хлопок, качественно, Дилдабай Орунбаевич… Газета заострила вопросы об ответственности людей за высокое качество и уборки хлопка, и сохранности его. Надо осуществлять то, о чем говорится в партийной печати!

— Вы мне лучше вот что скажите: а если эти два колхоза повезут свою пахту на Сулимовский завод, это не будет похоже на явное игнорирование вашего завода?

Ким и Джабаров молчали.

— Может быть, переведем эту девушку на другую работу? Чтобы она пробоотборочными банками не закрыла от нас политическую сущность нашей работы?

— Кого поставим на ОТК?  — тяжело спросил Джабаров.

— Опытного работника. У Гулян опыта нет.

— С фонарем в руке надо его искать!

— Найдете, если захотите!

Из райкома Джабаров пошел домой. Видимое, кажущееся его спокойствие было обманчивым. Он сказал Марье Илларионовне, что хочет немного полежать. Она посмотрела ему в лицо и все поняла. Уложила его в постель, дала выпить капель, к ногам пристроила грелку с горячей водой.

49

Поскольку утром Рудене не удалось договориться с Горбушиным о встрече, она решила подойти к нему в полдень, однако и тут ее подстерегла неудача. Горбушин на этот час обеденного перерыва запланировал себе хорошенько расспросить Мурата и Акрама о Рахимбаеве, интерес к которому в нем все рос. Не мог Горбушин забыть, какими большими историческими знаниями блеснул перед ним старый слесарь. По указанию Бекбулатова Рахимбаев работал не по двенадцать часов, а по восемь и в обеденный перерыв два часа отдыхал дома. Почему?

Поговорить обо всем этом Горбушин решил в лагманной — так по-местному называлась столовая. А Рудена о предстоящем разговоре узнала, только когда они все в полдень, по обыкновению, вышли за ворота хлопкозавода; так ничего не получилось из ее намерения сесть в лагманной за один столик с Горбушиным и тихонько договориться о встрече. Это очень расстроило ее. Значит, и руки-то с куском пемзы она сейчас тщательно мыла напрасно!

А едва оказались за воротами, у нее помрачнело лицо: из конторы, вероятно от директора или главного инженера, торопливо вышла Рип в белоснежном халате, направилась к своей лаборатории. Увидев слесарей, она сделала вид, будто не узнала их или о чем-то задумалась,  — пробежала мимо с опущенной головой, сунув руки в карманчики халата. Горбушин лишь на секунду-другую задержал на ней взгляд, но этого было достаточно, чтобы ревность перехватила дыхание Рудене, и она еще раз с болью в сердце сказала себе, что виною всех ее несчастий эта глазастая девушка.

Вынужденная жить с ней в одной комнате, Рудена поневоле видела, с каким достоинством держится Гулян. А вот в ней, Рудене, нет достоинства… И недаром жизнь бьет ее… А такие, как Гулян, мужской любовью согреты всегда!

И пропало у Рудены всякое желание заговорить с Горбушиным в лагманной. Бригада заняла один квадратный стол, начала изучать меню. Горбушин прежде всего достал коробку с папиросами и, отдыхая, закурил.

Лагманная представляла собой вместительную террасу со столами, открытую ветрам с трех сторон; за четвертой, закрытой, стороной пряталась кухня. Рудена, Шакир и Акрам заказали шашлыки, Гаяс, Мурат и Горбушин — лагман. Гаяс сказал:

— Ешь, бригадир, национальное узбекское блюдо — лагман. Иначе ленинградцы не поверят тебе, что жил в Средней Азии.

В большую пиалу-косу повар положил изрядный кусок отварного мяса, засыпал его не менее изрядной порцией морковки со злым зеленым перцем, залил это добро сметаной набело, на сметану навалил отварных макарон и тоже сдобрил их морковкой и зеленым перцем, затем опустил в пиалу большой вареник, называемый по-местному манты, а манты тоже залил сметаной набело. Горбушин не страдал отсутствием аппетита, но, кое-как справившись с лагманом, уже не захотел ни первого, ни третьего блюда.

Вот это был бай! Всем баям бай! В обширной России о таком кулаке и слыхом не слыхивали. Он имел десять или двенадцать тысяч овец, сто пятьдесят пар волов, пятьдесят лошадей и тысячу десятин земли. Семьсот батраков круглый год работали на него.

На Первомай восемнадцатого года они пошли по улице древнего кишлака с красным флагом, хозяина это привело в ярость. Три его сына, байбачи, вскочили на ахалтекинских лошадей, каждый держал в руке ременную плеть-камчу со свинцом на конце. Байбачи врезались в демонстрацию, обрушили на головы и плечи людей удары своих свинчаток. Абдулахата Рахимбаева байбачи убил с одного удара, а потом еще истоптал труп копытами неистового скакуна.

Нариман Рахимбаев, сын покойного, работал в это время в ташкентском железнодорожном депо слесарем по ремонту паровозов и подвижного состава: его не взяли на фронт в четырнадцатом году, он был хорошим слесарем, а ведь кому-то надо было обслуживать и железную дорогу. На рабочем собрании в депо Нариман рассказал о постигшем его горе, и рабочие горячо стали советовать ему ехать в родной Андижанский уезд организовать там кишлаксовет, объединить вокруг него бедняков и батраков, защищать Советскую власть от баев. Молодой Рахимбаев сделал из куска рессорной стали отличный кинжал и отправился в родной кишлак организовывать кишлаксовет и свершить акт родовой мести: убить байбачи.