Голодная степь - [8]

— Балерина тоже танцем выражает чувства,  — недовольно сказала она.  — Ты что, показываешь, как быстро мы должны исчезнуть отсюда?

— Трясу мозги, Карменсита, чтобы лучше работали!

— Что Горбушин политехнический кончает — в этом ничего особенного, так и быть должно. Ты-то зачем пошел в политехнический? Тебе бы в театральный как-нибудь проломиться. Пробовал?

— Папа-мама велели в политехнический.

— Ты сам папа-мама. Сколько сыну, три? Проломись как-нибудь в театральный, не боги горшки обжигают.

— Боги, Рудена, боги! Куда нам…

Рудена подошла к Горбушину.

— О чем ты все думаешь и думаешь, Горбушин?  — Теперь ее голос звучал мягко и несколько заискивающе.  — Тут думать не о чем… Пойдемте сейчас в контору, составим акт о полной неподготовленности помещения к монтажу машин и айда на станцию. Утром будем в Ташкенте, а там на самолет — и прощай, страна прекрасная!

Горбушин достал папиросы, медленно закурил. Конечно, дирекция «Русского дизеля» встревожится, вернись он в Ленинград с бригадой, но, поскольку вины за шеф-монтерами нет, она вступит с хлопкозаводом в переговоры о новом, более удобном для него сроке монтажа. А ему, Горбушину, что-то в этом не нравится… Не хотелось бы и подвести начальника цеха Скуратова, до смерти не терпящего заказчиков-жалобщиков — тех, что не выполняют своих обязательств, а потом выискивают всесильные объективные причины, чтобы понадежнее за них спрятаться и трепать нервы другим.

Это он, Скуратов, назначил, вопреки мнению директора завода, студентов-заочников Шакира Курмаева и Никиту Горбушина разъездными шеф-монтерами и оказался прав: работали они хорошо.

И сейчас победой над сложными голодностепскими трудностями хотелось им правоту Скуратова доказать еще раз! Но как это сделать? Хоть он, Горбушин, все тринадцать тысяч деталей дизеля знает лучше своих рук, хоть весной получит диплом инженера-механика, но здесь все кажется неразрешимым…

К папиросам протянула руку и Рудена.

— Сегодня не уедем,  — сказал Горбушин.  — Прежде поставим в известность директора или Скуратова.

Достал сигареты и задымил Шакир.

— Если связываться с Ленинградом по телефону, так лучше ночью. Линия меньше загружена.

— Смешные вы, мужики, ей-богу! Да о чем звонить? Ну, был бы недостаток, два, три… Здесь ничего нет и запорот фундамент. Или вы считаете, что я хочу уехать из Узбекистана в разгар бархатного сезона? Да я, может, всегда мечтала попасть сюда. Тут одни дыни чарджуйские чего стоят. А виноград? Гранаты?.. Арбузы?

— Мы не за фруктами сюда приехали.

— Правильно! Но если обстоятельства сильнее нас…

— Открываю производственное совещание, уртаклар! В нашем цеху Скуратова иногда называют Людоедом — небось слышала, Карменсита? Так имей в виду, Людоед съест нас с сапогами и будет голоден, если не представим ему подробнейшего доклада о здешнем ЧП. Загибай свои музыкальные пальцы… Он спросит: что не сделано на объекте? Почему не сделано? Какими мотивами объясняет заказчик невыполнение договора? Чему мы должны верить? Почему мы должны верить? Наше предложение? А оно хорошо продумано? Но что мы Скуратову доложим, объясни мне, если примем твое решение уехать сегодня же? Не разговаривай с нами так, будто мы вчера пришли на «Русский дизель». Прошу тебя, не надо, Карменсита!..

Рудена рассердилась и стала оправдываться.

К ним подошла старая женщина в темном платке, темном платье, к легкому удивлению шеф-монтеров — русская.!

— Усман-ака просит вас зайти в контору.

Шакир вгляделся в ее дряблое, темное от загара лицо.

— Вы говорите о директоре?

— О нем.

— Ташкулов тоже в конторе?

— Его нет.

— А начальник СМУ Нурзалиев?

— Он там.

Сборщики обрадовались. Сейчас все выяснится. И они направились за старой женщиной к воротам и пошли бы куда быстрее, если бы она поспевала. Она еле тащилась, глядя себе под ноги. Рудена завела с нею разговор.

Ее звали Евдокией Фоминичной, она родилась в Голодной степи семьдесят шесть лет назад, в России никогда не бывала. Ее отец еще парнем приехал сюда с родителями по вербовке Переселенческого управления вместе с другими крестьянами из Минской, Смоленской, Полтавской губерний, потому что в обширном Туркестане хватало земель, которых никогда не касался плуг, а в обширной России — мужиков, из поколения в поколение остававшихся малоземельными и безземельными. Отец этой женщины не долго крестьянствовал, он поступил работать на сооружение первого оросительного канала от Сыр-Дарьи в Голодную степь, который строился на средства великого князя Николая Константиновича Романова.

От изумления Горбушин и Шакир шаг попридержали, готовые к расспросам, но тут все вышли за ворота и почти столкнулись с пляшущим на дороге человеком. Был он без фуражки, черные, длинные, как у женщины, волосы всклокочены, падая на лицо, они полузакрыли его, а борода начиналась словно от висков и занавесила грудь. С погасшей папиросой в зубах он тяжело топтался на месте, чуть похлопывая себя широкой, как лопата, ладонью по животу, по груди, по лбу.

Рудена как бы вновь увидела ночь в степных просторах, напугавших ее, и в свете молнии высунувшуюся из кабины голову человека, похожую на голову льва.