Голод - [29]

жить вечно, Мириам на меньшее не согласится. Она провела рукой по волосам. С восходом солнца эта комнатка под крышей превращалась в печку.

Мириам вышла, стараясь ступать по несущим балкам, чтобы пол не скрипел под ее ногами. Пока Джон еще достаточно силен, нельзя допустить, чтобы он знал, где она Спит.Он чувствовал себя обманутым, преданным, – они все так себя чувствуют. В следующий раз пальцы его могут сомкнуться вокруг ее горла в смертельной хватке.

Едва она открыла чердачную дверь, как сразу поняла, что он дома, вернулся после очередной охоты. Из их спальни доносился скрежещущий, разрывающий ее сердце звук. Он рыдал. Его ум, его обаяние, его энергия – и прежде всего вся истинность его любви – оставались для нее живыми, как будто Джон все еще оставался прежним. Когда она вошла в комнату, он, ударившись о стену, тяжело упал.

Он стал подниматься, цепляясь за стул. Она в ужасе смотрела, как он, хрипло дыша, старается встать, – он сильно ослаб, а прошло всего несколько часов. Посеревшая кожа растрескалась, руки его напоминали ей когтистые лапы животного.

Его глаза, пожелтевшие, водянистые, искали ее. И вот наконец они встретились взглядом. Она с трудом могла смотреть на него, не отводя глаз.

– Я голоден, – произнес он скрипучим, незнакомым голосом.

Она не в состоянии была ему ответить. Ему удалось выпрямиться в полный рост; он стоял с трудом, как подбитая птица. Рот его приоткрылся, он хрипло, с трудом, дышал.

– Пожалуйста, – прохрипел он. – Мне необходимо поесть!

Без Снаих голод становился невыносимым. Безупречный ход жизни нарушался, исчезало тонкое равновесие.

– Джон, я этого не понимаю, и никогда не понимала.

Он наклонился в ее сторону, крепко ухватившись за стул. Она испытала облегчение, поняв, что он не посмеет броситься к ней. Вряд ли он мог нанести ей вред, но все же... Она предпочитала сохранять дистанцию.

– Но ты же знала! Знала, что это неизбежно!

Лгать не имело смысла, истина была слишком очевидна.

– Ты должна мне помочь. Должна! Она не могла смотреть в эти обвиняющие глаза. Пред лицом истины, пред лицом того, что она совершила, ей оставалось лишь безмолвствовать, ибо никакие слова – будь то слова успокоения или сожаления – уже не спасут его. Она была одинока, а человеческие существа давали ей любовь, такую, какую дают домашние животные. Она искала товарищества, некоторой теплоты, некоего подобия дома.

К чему плакать, к чему стыдиться содеянного? В конце концов, разве сама она не заслуживала хоть какой-то любви?

* * *

Джон слышал ее – с первого же мгновения, едва она шевельнулась, просыпаясь. Тот факт, что она Спалана чердаке, запершись от него, стал решающим. Он пришел к окончательному решению с поразительным хладнокровием, не оставив себе даже возможности передумать. Он собирался напасть на нее. Он хотел схватить ее за горло и давить, давить его руками до тех пор, пока она не признает, что причинила ему зло.

Он смотрел, как она опасливо входит в комнату, и, притворившись ослабевшим, упал. Он был уверен, почувствуй она хоть малейшую опасность – и все кончено, она не станет приближаться к нему. Мириам просто помешана на осторожности.

Мучительный голод терзал его. Мириам была такой здоровой, такой красивой, напоенной жизнью – а что бы произошло, если бы он взял ее? Вдруг бы он излечился? От нее пахло сухо и безжизненно, как от накрахмаленного платья. Она не обладала тем чудесным, богатым ароматом, который Джон привык связывать с едой.

Может, она ядовита?

Во всех его словах звучала злость, он ничего не мог с собой поделать. Она сама не понимает, что с ним происходит, – по крайней мере, так она говорит. Ему хотелось уверить себя в том, что она безжалостное чудовище. Он старался не думать о ней как о человеческом существе. Но он любил ее, и сейчас она была ему нужна. Почему она не хотела этого понять?

Он протянул к ней руки, взывая о помощи. Гибким кошачьим движением она отступила к двери. Глаза ее смотрели на него так, будто она хотела что-то сказать. Он вдруг понял, какое огромное расстояние сохранялось между ними все эти годы.

– Я умираю, Мириам. Умираю!А ты продолжаешь жить, совершенная, неуязвимая. Я знаю, ты гораздо старше меня. Почему ты другая?

Теперь лицо ее затуманилось, она, казалось, чуть не плакала.

– Джон, это ведь ты пригласил меня в свою жизнь. Разве ты не помнишь?

Ну это уж чересчур. Он рванулся к ней, рыча от ярости, стремясь дотянуться до ее шеи. Мириам всегда была быстрой, и она легко ускользнула от него, отступив на лестничную площадку. Грустная улыбка играла на ее губах. Единственное, что еще оставляло ему надежду, – это ее глаза. Они застыли от страха, но за этим страхом – он чувствовал – скрывалось страдание. Когда он приблизился к ней, она – быстрая, как птица, – повернулась, сбежала по лестнице, и он услышал, как хлопнула входная дверь.

Покинут. Она бросила его. Теперь он сожалел о том, что решил напасть на нее. Но он просто не в силах был сдержать себя – слишком внезапно пришло это решение. Рано или поздно она все равно вернется. Она не в состоянии была Спатьв отеле, она всего боялась – грабителей, пожара. А здесь все так здорово оборудовано, что даже тлеющая спичка будет замечена, а грабитель даже не успеет прикоснуться к окну. Нет, это ее пристанище, она обязательно вернется.