Голод Рехи - [250]

— Это один из законов мироздания, — едва слышно отозвался он, пряча глаза. — Первый: нельзя обращать время вспять. Второй: нельзя воскрешать мертвых. То, что сделал Вкитор… скорее всего, он вдохнул жизнь в только что умершего. Да и то вышел монстр.

— Оправдания! Всё оправдания своего бездействия! — прорычал Рехи и вновь потянулся к мечу. Он представил, как обрубит Митрию крылья, вернее, их остатки, чтобы семаргл никогда не взлетел. Снедала досада: если даже бессмертные проиграли, то пустынному эльфу возле Цитадели и подавно ничего не светило. Но последние слова Сумеречного Эльфа не шли из головы. И вновь все существо трепетало от безотчетного ожидания.

— Рехи… Я понимаю, очень больно! Больно! — охнул Митрий, почти искренне, почти с участием, но тут его голос пронзило покровительственное осуждение: — Однако ты бредишь.

— Нет, ты уже не помнишь, что такое боль. Не знаешь, каково это терять, оставаться без кожи. Ты уже успел забыть, — прошипел Рехи. Меч он держал, как посох, перенося вес тела на него, будто клонила вперед голова, отягощенная тяжкой думой.

— Я никогда не забываю! Ради этого я и создал Стражей! — воскликнул Митрий. — Я был в отчаянии из-за того, что не смог спасти свою семью, друзей, весь мой мир! Все, что любил! Когда-то… Когда еще был человеком…

Он отвернулся и закрыл лицо руками, провел пальцами по скулам и щекам, оставляя шрамы. Из глаз его текли ярко-рубиновые кровавые слезы. От их следов дымилась и чернела кожа.

— Да, точно. Ты еще больше бредил, чем я сейчас. Точно. Бредил, раз создал Стражей. А надо было просто…

— Что «просто»? — Митрий подскочил к Рехи, навис над ним тенью мертвого дерева. — Я сражался в полную силу. Но до катастрофы в мире Бенаам моя сила была не выше твоей сейчас. Пока у нас были физические оболочки, пока мы не стали звездным светом.

И Рехи катастрофы преследовали с рождения. Вся его судьба — одна сплошная катастрофа. Но больше поразило жалкое отчаяние Митрия. Рехи выпрямился и ответил:

— Значит, не выше моей? Моей хватит. Точно хватит! За тех, кого любят, сражаются и выше своих сил. И сейчас тоже… Что? Что тебе мешает помочь?

— Черные линии…

— Не верю! Обжечься боялся? Ты все спланировал! — ужаснулся Рехи. — Это все ты! Ты! Да… Как же я не понял сразу… ты боялся, что я так и останусь в деревне и буду спасать свой маленький мир, а не этот мир целиком.

— Так нужно, Рехи. И я правда не хотел.

— Хочешь сказать, что это были происки Разрушителя? Ну, скажи-скажи, только падшего Стража Мира создал тоже ты.

Рехи размахнулся и ударил Митрия по лицу. В кулаках еще оставалась сила, а взмаха меча крылатый подлец не заслуживал. Ему хватило мужества не растаять бесплотной дымкой. Он схватился за распухший глаз и смиренно изрек:

— Стало легче?

Рехи изможденно сел на ближайший камень, опуская руки:

— Нет. И никогда не станет.

Митрий примостился рядом на поваленное дерево, еще больше перемазываясь в саже. Он сложил руки и закрыл лицо остатками перьев, напоминавших теперь темный кокон.

— Мне тоже не стало.

— Не пытайся казаться похожим на меня! Не пытайся! Лживая тварь! — прошипел Рехи, но сил на гнев больше не осталось. — Союзники помогают друг другу, а ты… ты только подставляешь. Но не надейся! Я теперь точно дойду до Цитадели!

Рехи вскочил, вложил меч в ножны и упрямо пополз вверх по пепельному бархану. Ноги проваливались по колено, несколько раз он скатывался вниз, но начинал заново. Лук не ведает усталости, когда стрела готова лететь.

В низине сожженного леса неподвижно сидел Митрий, Сумеречный изображал валун на прежнем месте. Поражало их бездействие. Возможно, они тоже скорбели о Натте, но Рехи в это не верил.

— Где Двенадцатый? Вы придумали, как его победить? — спросил Рехи, зная, что собеседники его слышат. Он остался совсем один в компании двух сумасшедших. О них не требовалось заботиться, они даже говорили, не размыкая губ.

— Нет. И потому мы здесь, — ветром пустыни доносились слова.

— И что вы делаете здесь?! Просто сидите?!

— Думаем! — отозвался Сумеречный.

— Выходит, зря я увидел свой последний сон? — обескураженно взвыл Рехи.

— Ничего не зря. Мы посидим немного и придумаем, что делать.

— Ну, и сидите! А я сам пойду! Один! — крикнул Рехи, разрывая густую тишь.

— Двенадцатый затаился. Черный кокон стал еще плотнее, — уговаривал Сумеречный. Но Рехи больше не слушал, он двигался вперед, на красный свет Разрушенной Цитадели.

Бессмертные не останавливали его. Конечно, ведь жизнь пустынного эльфа ничего не стоит для тех, кто привык считать миллиардами. И для самого пустынного эльфа собственная шкура тоже резко обесценилась. Всегда вгрызался в жизнь, цеплялся всеми конечностями, отбивался клыками и клинками, а цель сводилась к одному — к красным сумеркам. Как он решил однажды после урагана, так и складывалось все. Только между прежним Рехи и новым пролегла клокочущая пропасть из потерь и обретений — взросления. В глубине души он ощущал себя бесконечно старым и измотанным. Его истязали безответные вопросы, томил великий голод ответов. Он хотел бы знать, кто и зачем создал настолько несправедливым этот мир. Но рассказать, похоже, не сумели бы даже мудрейшие. Или отвечает каждый по-своему. Стаи мыслей порождали одно стремление.