Голод - [9]

Излечить такое Лане было не под силу.

Иногда она мечтала снова оказаться в хижине Отшельника Джима.

Эта мысль приходила ей в голову не один раз. Она часто вспоминала о странной хижине посреди пустыни и необычной зелёной лужайке вокруг неё – теперь, скорее всего, трава потемнела и пожухла.

Именно там Лана нашла убежище после автокатастрофы. А вскоре – снова, на этот раз после нападения стаи койотов.

Сам домик сгорел до основания. От него не осталось ничего, кроме пепла. И золота, разумеется. Даже если золотой запас Отшельника Джима расплавился, золото всё равно осталось там, под досками.

Золото. Из шахты.

Шахта…

Лана сделала большой глоток из пластикового стаканчика и обожгла язык. Боль была нужна, чтобы сконцентрироваться.

Шахта. Тот день хорошо сохранился в её памяти, но не с чёткостью реальных событий, а вроде кошмарного сна.

Тогда она ещё не знала, что с возникновением УРОДЗ все взрослые испарились. И отправилась в шахту в поисках отшельника, надеясь хотя бы найти его автомобиль и добраться на нём до города.

Отшельник нашёлся: его труп лежал у входа в шахту. Джим не исчез, он был мёртв. А это значит, смерть наступила ещё до появления УРОДЗ.

За Ланой пришли койоты и повели её в глубь шахты. И там она обнаружила… это. Нечто. Мрака, так его называли койоты: Мрак.

Она помнила, как её ступни налились тяжестью, словно к ним привязали кирпичи. Как сердце замедлилось и глухо стучало в груди, каждый стук – словно удар кувалды. Ужас, который пробирал гораздо глубже, нежели обычный страх. Тошнотворное зеленоватое свечение, наводящее на мысли о гное, болезнях, опухолях.

Дремота, которая ею овладела… потяжелевшие веки, опустошённый разум и чувство, будто кто-то вторгается в…

Иди ко мне.

– Ай!

Чашка треснула. Горячий кофе залил всю её руку.

Лана вспотела. Дыхание давалось с трудом. Она сделала глубокий вдох, и ей показалось, будто она забыла, как дышать.

Оно всё ещё было в её голове, тот монстр из шахты. Он проник в неё. Иногда девушка отчётливо слышала его голос. Разумеется, это галлюцинации. Никакой не Мрак. Их разделяют мили. Он сидит глубоко под землёй. Он же не может…

Иди ко мне.

– Никак не могу забыть, – прошептала Лана Патрику. – Не могу от этого избавиться.

В первые дни, когда она вернулась из пустыни и присоединилась к этому странному детскому обществу, Лана чувствовала почти умиротворение. Почти. С самого начала у неё оставалось чувство, будто ей нанесён какой-то вред, невидимая рана без определённого местоположения где-то внутри неё.

И теперь эта невидимая, нереальная, незалеченная рана открылась заново. Поначалу она убеждала себя, что это пройдёт. Что рана излечится. Зарастёт коростой. Но если это так, если она излечивалась, почему с каждым днём боль становилась всё сильнее? Как этот ужасный голос из слабого, отдалённого шёпота превратился в настойчивое бормотание?

Иди ко мне. Ты мне нужна.

Теперь можно было различить слова в этом назойливом, требовательном голосе.

– Я схожу с ума, Патрик, – сказала Лана псу. – Оно внутри меня, и я схожу с ума.

* * *

Мэри Террафино проснулась. Перекатившись на бок, слезла с постели. Утро. Ей бы следовало ещё поспать: сил совсем не было. Но она знала, что больше не сможет заснуть. У неё полно дел.

Первым делом Мэри босиком направилась в ванную, чтобы взвеситься на весах, стоящих на кафельной плитке. Для весов отводилось особое место: ровно посередине, напротив зеркала над умывальником, верхний правый угол весов точно совпадает с границей плитки.

Она сняла ночную рубашку и встала на весы.

Первый замер. Шаг на пол.

Второй замер. Шаг на пол.

Третий раз считался официальным.

Восемьдесят один фунт.

В день возникновения УРОДЗ Мэри весила сто двадцать восемь фунтов.

Она по-прежнему считала себя жирной. Жировые складки здесь и там. И неважно, что говорили другие. Мэри видела жир своими глазами. Так что никакого завтрака. Может, это и к лучшему, учитывая, что на завтрак сегодня в детском саду овсяные хлопья на сухом молоке, подслащённые сахарозаменителем из розовых пакетиков. Довольно здоровое питание – и гораздо, гораздо более приличное, чем у большинства ребят, – но явно не стоит того, чтобы толстеть.

Мэри проглотила капсулу «Прозака», две крохотные красные таблетки «Судафеда» и мультивитамины. «Прозак», в основном, подавлял депрессию, а «Судафед» помогал справиться с голодом. А мультивитамины, надеялась Мэри, помогали ей оставаться здоровой.

Она быстро оделась: футболка, спортивные брюки, кроссовки. Всё это свободно болталось на ней. Нельзя надевать ничего более обтягивающего, пока лишний вес не уйдёт.

Она отправилась в прачечную и вывалила полную сушилку тканевых подгузников в полиэтиленовый пакет. У неё ещё оставался небольшой запас одноразовых, но их берегли для экстренных ситуаций. Месяц назад в детском саду перешли на многоразовые пелёнки. Это было отвратительно, все возмущались, но Мэри объяснила своим ворчащим помощникам, что новых «памперсов» с фабрики ждать не приходится.

Мэри спустилась вниз, в одиночку волоча мешок с подгузниками.

Сэм, Астрид и Малыш Пит сидели на кухне. Мэри не хотела им мешать и давать возможность уговаривать себя позавтракать, поэтому тихонько прошла ко входной двери.