Голод богов - [11]

«Где она научилась? Она ведь городская. Городские здесь, обычно не умеют плавать. Или почти не умеют. Прошло всего два года. Можно за это время научиться?… И как долго она может под водой?.. Прошла уже минута… Черт! О чем я думаю? Я верю, что это — Кира, или нет?…» Он не успел додумать до конца, когда запас воздуха в легких у девушки кончился… Или ей просто надоело. Так или иначе, она вынырнула — и он вслед за ней.

— А вот и благородный дон Румата! — радостно пискнула она, — какой ты забавный, когда мокрый!

— Ничего забавного, — проворчал он, — ты меня напугала.

— Благородный дон поражен в пятку! — развеселившись, она махнула ладонью по воде, обдав его тучей брызг.

— А вот я сейчас надеру кому-то уши! — сказал он, отфыркиваясь.

— Не дуйся, любимый, — Кира подплыла и положила руки ему на плечи, — я просто так счастлива, что хочется дурачиться. Делать глупости, – Она выпрыгнула из воды почти по пояс и крикнула в темнеющее небо: «Румата! Я люблю тебя».

Потом, отплыв чуть в сторону, тихо сказала:

— Вот видишь. Я совсем глупая девчонка, да?

— Совсем, — подтвердил он, — смотри, не замерзни на берегу.

— Не замерзну. Мой дом в двух шагах отсюда и там есть очаг. Угли еще горячие.

… На счет двух шагов она, конечно, погорячилась. Им пришлось основательно пробежаться до небольшой избы, стоящей почти у самого ручья. Лишь только перейдя на шаг, Кира одним движением развязала пояс и сбросила на ветку дерева свою рубаху. Единственное, что оказалось, было на ней надето. Небрежно откинув щеколду, открыла дверь и жестом пригласила Румату войти.

Внутри было тесновато, но чисто и тепло. На полу лежала широкая охапка циновок, застеленная полотном. В углу тускло светились угли в очаге.

Кира проскользнула мимо него, грациозным движением опустилась на циновки, потянулась и сладко зевнула. Потом откинулась на спину, улеглась заложив левую руку за голову и полусогнув левую ногу. Трудно было не любоваться этим гибким телом — красиво посаженная голова, небольшая грудь совершенной формы, плоский живот и изящная линия бедер.

— Мокрую одежду можешь оставить снаружи, — сообщила она, — здесь не воруют. Никогда и ничего.

Так он и сделал. Вернувшись, положил перевязь с мечами у изголовья.

— Ты все такой же красивый, как я тебя помню, — тихо сказала Кира, когда он лег рядом, — а я? Я такая же? Ты вспоминал обо мне?

Теперь она лежала на боку, подперев щеку ладошкой. Огромные зеленые глаза были полны какой-то грустной иронии.

— Конечно, маленькая, — он обнял ее и прижал к себе, — я… Я не мог себе простить, что тогда…

— Не думай об этом, — попросила она.

— Не буду, — пообещал он.

— Неправда. Будешь. Пока не сделаешь то, о чем думаешь с того момента как увидел меня. Так сделай, не бойся, любимый.

Румата нерешительно протянул руку и провел кончиками пальцев по ее шее. Вот оно, маленькое углубление. След от арбалетного болта, пронзившего горло. Провел рукой чуть ниже — и нашел второе такое же углубление, под левой грудью…

— Прости, — прошептал он.

— За что, милый? За то, что ты любишь именно меня, а не похожую на меня женщину? У тебя ведь были другие женщины за эти годы?

— Были, — сказал он.

— Видишь, а твои глаза и твои руки помнят меня. Ты был с ними, а думал обо мне. Я очень счастливая — если, даже далекая и мертвая для тебя, я была больше любима, чем живые, которых ты ласкал. Разве не так?

Вместо ответа Румата порывисто обнял ее. Он целовал ее губы, шею, грудь, живот… Не было никаких других женщин во всей вселенной — только эта. Горячая, как огонь, страстная, любимая. Их тела сплетались в тусклом свете очага.

— Единственная моя…

— Любимый, мне так хорошо.

— Волшебница…

— Еще, я хочу еще… Да…

— Ты… Только ты…

… Сколько продолжалось это безумие? Сколько длится короткая ночь в пору солнцестояния?

За маленьким окошком начинало светлеть небо.

Они лежали рядом, насытившиеся друг другом — но насытившиеся лишь ненадолго.

«Увезти бы ее с собой, — подумал Румата, — просто взять и увезти, ни о чем не задумываясь и никак это не называя. Бывает так или не бывает, что люди просто вместе и никак это не называют? Просто у меня никогда не было такой женщины о которой хотелось думать именно так. О которой просто не получается думать иначе. Ее невозможно представить себе в каком-то определенном качестве. Только так: это — Кира, женщина, которую я люблю».

— О чем ты думаешь? — спросила она, переворачиваясь на живот и, протянув вперед руки, потянулась изящным кошачьим движением.

— О тебе и обо всем, — ответил он, проводя ладонью по ее спине.

— И что ты обо мне думаешь?

— Просто думаю о тебе.

— Так не бывает. Почему ты не спрашиваешь?

— О чем?

— Помнишь, ту последнюю ночь? Я еще нашла книгу отца Гура. Помнишь? Принц полюбил прекрасную девушку-дикарку из-за гор.

— Помню, — сказал Румата и почувствовал, как сердце проваливается куда-то в пропасть.

— Она думала, что он бог, — спокойно продолжала Кира, — но все равно любила его. А чтобы любить бога, надо быть богиней. Иначе нельзя. Поэтому их разлучили, и она умерла от горя. Я плакала — мне казалось, что это про нас с тобой. А ты сказал, что нас не разлучат.

— Да, — эхом отозвался он.