Гольф с моджахедами - [42]

— Побегу звонить пожарным, — сказал мужичок.

— Собачку не забудьте, пожалуйста, — напомнил я.

— Идти можете?

Снег вокруг правой ноги становился темным. Я оперся на зонт.

— Могу. Дадите аптечку?

— Шевелитесь, побыстрее же… Она у меня в ящичке, в вестибюле.

Взрывы пошли пунктиром. На колючую проволоку занесло тлеющее одеяло. Или что-то в этом роде.

Пограничник названивал пожарным, затем японскому начальнику на квартиру, русскому начальнику, ещё кому-то и совершенно забыл про меня. Пес, фыркая, радуясь событию, толкался и кусал мой ботинок, который я снял, готовясь к перевязке.

Под канонаду из-за забора и вой пожарных машин я продезинфицировал раны на щеке и лодыжке, наложил повязки и ушел из Японии, лишившись экстерриториальности, в Грохольский переулок.

Ротвеллер стоял в калитке и вилял обрубком.

Остатки снадобий, бинтов и пластырей я засунул в карман пальто. Могли пригодиться. Пакет первой помощи, выданный пограничником, повторял стандартный, полагавшийся в Легионе перед боем. А мне, я очень надеялся, нечто подобное предстояло минут через десять-пятнадцать.

Я почти не хромал — благодаря зонту, который по мере моего продвижения к семиэтажке в Астраханском переулке становился ещё и паролем.

Глава пятая Пауки

1

«…продолжаю надеяться, что Макшерипу повезет с новой работой и вообще в делах, затеянных Саид-Эмином Хабаевым в «Гунибе».

Хабаев, сестричка, выбрал мудрый путь. Он первым понял, что по-настоящему богатеют, когда рискуют своими или чужими деньгами, а не жизнями, как мы — ты, Макшерип и я. Здесь, в Москве, я вполне разглядел, насколько она перекормлена деньгами. Это не город, это тучное пастбище, которого хватит ещё на сто лет. Хабаев верно рассчитывает: нынешняя Россия — для неленивых, набирай вволю и уходи в будущее.

Мои заботы Хабаев свел к охранной подстраховке стажеров из его «Гуниба». Они проходят интенсивный курс подготовки под руководством преподавателей из Финансовой академии. Одновременно «тренеры» с Московской биржи помогают им осваивать боевые приемы с новым оружием — символами денег. Хаджи-Хизир прислал записанное на пленку обращение, в котором пишет, что считать это занятие «харамом»[4] не следует, поскольку оно не ростовщичество, возбраняемое правоверным.

Мне и самому начинает казаться, что хабаевские моджахеды имеют дело с чем-то, что живее «живых денег», как тут говорят, и всего остального. Хотя сомнения лично у меня остаются. Возня с акциями, ценными бумагами и кредитными обязательствами напоминает игру с Судьбой. Некоторые обуяны азартной ересью до такой степени, что забывают главное: выигрывать следует не у Судьбы, а у «кафиров».[5]

С Карамчяном высылаю накладные и таможенные документы на ювелирку, провезенную через Казахстан. Князь Тереха может оформлять этот товар для тебя в Сочи как поступивший из Турции через Новороссийск.

Сообщи Макшерипу, что я нашел и прокачал, как он просил, архив, касающийся отца Карамчяна. Не знаю, кто ему подсказал это, но его предположения оправдались.

Управляющий твоей ювелирной лавкой в хостинской гостинице «Жемчужина» — сын Карамчяна, который имел должность цугфюрера, то есть взводного, в 809-м Армянском батальоне в составе Восточных Легионов, сформированного из пленных в феврале 1942 года в польском городе Пулаве. С сентября 1942-го, после горно-стрелковой подготовки в Миттенвальде в Баварии, в качестве «фрайвиллига» (добровольца) воевал в Моздоке и Минеральных Водах в составе батальона спецназа «Бергманн» («Горец»). Командовал батальоном офицер абвера (разведки), профессор Кенигсберского (теперь Калининградского) университета капитан Оберлендер, специалист по Северному Кавказу. Батальон имел задачу, пройдя Кавказ насквозь, двигаться дальше и возле Багдада состыковаться со спецназом Роммеля, прорывающимся из Египта.

Папаша Карамчян входил в спецгруппу из 25 человек (15 кавказцев, включая наших чеченцев, и 10 немцев), которые высадились у Грозного для предотвращения взрыва нефтяных промыслов до подхода 1-й танковой армии фон Клейста. Танки не прорвались, группа ушла из Грозного, прихватив шесть сотен перебежчиков, в основном грузин и азербайджанцев, которые пополнили «Бергманн». Есть отметка об участии Карамчяна в подавлении восстания в Варшавском гетто в мае 1943 года. Весной 1945 года он служил в «Фрайвиллиге-Штамм-Дивизион» — «кадровой добровольческой дивизии», которая охраняла Атлантический вал от англичан и американцев возле Кале.

Человек, продавший сведения, сболтнул «за десертом», что в Моздок недавно наведывались немцы. В делегации имелся «одуванчик», говоривший по-русски и на диалектах. Московские чеченцы и федералы внимали старикану с открытыми ртами. Не из оберлендеровских ли коллег, я гадаю…

Кажется, Карамчян 1948 года рождения? Выходит, папаша доживал где-то у нас. Связи, какие он имел, редко рвутся, чаще наследуются.

Скажи Макшерипу — я всегда буду помнить, что он не только твой, но и мой брат. У вас другая мать, но отец у меня с вами — один. Я, Исса, тоже Тумгоев. Пусть Макшерип знает, что я имею доступ к кавказскому архиву немцев до 1945 года. Его собирали в Германии, Чехословакии, Югославии и Болгарии, позже Грузин распорядился перевезти бумаги на подмосковную станцию Вешняки. В 1952 году Первое ГУ КГБ разобрало и систематизировало архив. Если что нужно…