Голев и Кастро. Приключения гастарбайтера - [8]

Гуливатый совсем озверел от черной Танькиной неблагодарности и теперь названивал на квартиру Голевым, матерился, требовал возврата денег. Однажды трубку взяла Луэлла, молча выслушала гуливатовский текст, потом подняла красиво начерченные брови и ответила ему таким семиэтажным пополам с феней, что Голев чуть на свалился со стула, а Танька восхищенно зааплодировала.

— Век живи, век учись, — скромно заметила Луэлла, укладывая обалдевшую трубку с Гуливатым на том конце провода. — Хорошо, что Севочка еще в школе. Впрочем, ты знаешь, Таня, я его планирую сама обучить всем этим словам. Они ему пригодятся во многих жизненных ситуациях.

Потом Луэлла перевела взгляд на Голева и сказала:

— А деньги, Коля, все равно возвращать придется. Хоть заматерись!

Сестрица Катя посоветовала агентство недвижимости с многообещающим названием «Бульба & сыновья», которое работало при Катином банке и, согласно рекламе, «имело устойчивую репутацию и уважение клиентов». Голев уныло отнес Бульбам данные о комнате и попросил немедленно выставить ее на продажу. Потом позвонил Гуливатому и сказал, что деньги будут через месяц, это край.

— Николай Александрович, — вежливо ответил на это невидимый Гуливатый, вы, пожалуйста, не волнуйтесь. Какие там деньги!! Вы же мне не сказали, что с Круглянкой работаете! Я был не в курсе! Боже мой! Расслабьтесь! Ссуда аннулирована, я пришлю вам документы на дом! Привет очаровательной супруге, детишкам, поклон чудной бабушке! Я не знал!

После этого прочувствованного монолога Голев долго сидел возле телефона с некрасиво открытым ртом, а потом опомнился и позвонил Круглянке.

— Ну шо, братан? Все нормально? Жизнь удалась? — весело спрашивал Круглянко и хохотал, перекрывая смущенные благодарствия Голева. — Вот что, он вдруг заговорил серьезным и будто бы не своим голосом, — я тут замутил новый проект. Нужны верные люди. Бери завтра жену и приходи до офису. Для нее тоже найдется работа.

— У Круглянки теперь свой офис, — сообщил Голев зашедшей в гости маме Юле.

— Мне всегда нравился этот мальчик. Он хорошо успевал по математике и был командиром отряда, — отозвалась мама Юля и вздохнула, оглядев сына с ног до головы.

С утра Голев забрал документы от недовольного Бульбы и сыновей, те ворчали и что-то твердили о неустойке, но Голев неожиданно для себя самого начал говорить складными фразами, быстро убедившими всех Бульб разом.

— Прошел всего один день, — разъяснял Голев, — даже не день, а десять часов, ведь ночью-то вы не работали! И я уверен, что вы даже и не принимались еще за мою комнату, так ведь?

Самый младший из Бульб покраснел ушами и спрятался за экраном компьютера, на котором — Голев мог бы поклясться — светился практически готовый пасьянс.

Так что «до офису» Голев прибыл в замечательном настроении и даже купил для Круглянки-благодетеля бутылку коньяка «Херсон». Танька сказала, что приедет позже — ей надо было заскочить в будущую Севину школу.

«Херсон» не произвел на Круглянку ни малейшего впечатления, во всяком случае это впечатление полностью затерялось на фоне голевского восторга. Круглянко отхватил себе замечательный кусок Севастополя, редкий для Крыма случай, когда внешняя убедительность здания идеально сочеталась с внутренним убранством. Невысокий, интимно-розовый особняк с бело-сливочными колоннами смотрел чисто вымытыми окнами на морскую сторону, а на Голева смотрел охранник — быкоголовый и безбровый недобрый молодец.

— К Виктору, — сообщил Голев, — Круглянке.

— К Виктору Петровичу, — поправил охранник и отошел в сторону, чтобы Голев мог пройти.

Приемная, обставленная черной кожаной мебелью, тихий рабочий шум из соседних дверей, лощеная секретарша ростом на голову выше, чем Голев… Надо же, каких высот достиг одноклассник. Причем в такое короткое время… Ведь еще совсем недавно Витя преданно глядел в полнощекое лицо Полуяхтенко, который теперь лежит в земле… Голев тряхнул головой и безоблачно улыбнулся секретарше.

Вечером они с Танькой, оба возбужденные, с дрожащими руками и глуповатыми от счастья лицами, рассказывали Луэлле лично (и маме Юле по телефону) о фантастической удаче, постигшей их семью. Ибо Витя Круглянко не просто приумножил богатство в короткие сроки. Он теперь не знал, как лучше распорядиться этим богатством и куда деть излишки.

— Хочу открыть хазету, — Витя принимал перед Голевым и Танькой различные начальнические позы — складывал ладони домиком, откидывался на спинку кресла, в общем, служил живой иллюстрацией к книге «Язык жестов», — но хазету не простую, а…

— Золотую, — подсказала Танька и покраснела.

— Ты совершенно права, — расцвел Витя, — золотую. Мы так и назовем ее «Золотая хазета». Ведь правда — это золото! Хазета, — продолжал Витя, — будет знакомить жителей Севастополя с ихней новой жизнью, которую они пока что сами знают плохо. Мы объясним хражданам Севастополя, какую политическую позицию им надо занимать по различным партиям, движениям и всему такому подобному! Если честно, — он доверительно наклонился через стол к Голевым, — я лично собираюсь до Крымской Рады. Я лично хотел бы стать депутатом. А для этого мне нужен собственный орхан!