Голем, русская версия - [48]

Конечно, для полной красоты хотелось, чтобы он сдвинулся именно в ту ночь, когда читал про глухонемых демонов, а за окнами погромыхивала гроза.

Может быть, Галкина когда-нибудь сможет рассказать что-то большее. Но, подумав теперь о ее непростой женской судьбе, я сообразил, что отчего бы мне не переговорить с Распоповичем. Он ли был автором трагической перемены в жизни живого существа Саши или не он — в любом случае это произошло в то время, когда он был его квартирохозяином. Непосредственный свидетель.

Автор Голема

Распопович выглядел прискорбно: был всклокочен и, кажется, с утра не умывался. Он что ли впал в депрессию, был уже отчасти пьян и сначала выражался, отчего-то все время цитируя китайские притчи с даосским закосом, — в начале моего визита, на первой половине бутылки, мы говорили о текущей политике, инициатором чего был он. Моему появлению он не удивился. Тут чужие не ходили, а еще он был с похмелья, а я с водкой.

— Слушай, — сказал я прямо, когда водка перевалила экватор в смысле вниз. — Есть такое ощущение, что ваш бывший квартирант — не вполне человек. Ходят такие слухи.

— Ну да… — замялся он, — квартирант, Сашка то есть. Но он съехал куда-то. Сказал, что съедет, мы выпили, и он съехал. Но он тут где-то неподалеку, я его вижу иногда.

— Да, — я усилил проблему, — в этом, собственно, и дело. Теперь он живет у меня.

— Что? — удивление всегда выглядит так, будто человек чего-то не расслышал.

— Ну вот да, — я пожал плечами, — так получилось.

Ели мы сырой лук и не вполне черствый батон. Я было подумал, что если разговор завяжется, то придется идти в киоск за второй, а это будет разрушительно для моих планов на завтра.

— Ну вот, — вздохнул я. — Говорят даже такую ерунду, что это не человек, а искусственное существо. И что именно ты его и сделал. Как раввин Лев. Не все так говорят, конечно, а только те, кто в теме. Но у тех, кто в теме, мнение однозначное. — Да! Да! — Распопович неожиданно распсиховался, черная борода задралась торчком. — Так все и было! Но я, — постучал он себе в грудь, — не понимаю, как все это произошло. Я вышел на кухню, потом что-то начало в ванной плескаться. Я заглянул — мамочки… и тут же в туалет— блевать. Выхожу, проблевавшись, а оно уже сидит на кухне, свеженькое, чисто вымытое. Чай. ЧАЙ! Заваривает!!

"Классный все же парень Бармалей", — подумал я. Да и вообще, ну вот как в жизни понять, когда кто-то телегу гонит, а когда говорит чистую правду. Тут же захотелось сходить в качестве поощрения за второй, заодно килек купить, и будь что завтра будет, хотя и понятно, что именно будет.

— Ну ладно, а как квартиродатель квартиродателю — с ним напряги есть?

— Минимально, — тут же успокоился Бармалей. — Он же и в самом деле нечеловек какой-то. Практически живет без мусора. Чаю выпил — стакан помыл. Вермишель сварил — кастрюльку отчистил. Белье стирал ежедневно. То есть я даже понять не мог— впрок что ли? Если у человека есть несколько смен, так он раз в количество смен минус одна стирает. А этот— каждый день. Совершенно не понимаю. В ванной не развешивал, уносил с собой, в комнату. А чего он переехал-то, я, в общем, так и не понял. Денег меньше что ли требуешь?

— А сколько он тебе платил?

— Да что тут платить, 75, хотя, конечно, и полтинника бы за ту комнату хватило. А тебе?

— Ну, полтинник, если честно, — соврал я. — Но он не из-за денег, я так понял. Сказал, что хочет, чтобы совсем отдельно и тихо, — ничего подобного он, конечно, не говорил.

— А у тебя тихо что ли?

— Ну да, сразу от входа, окнами во двор, — еще раз соврал я: это моя комната во двор выходила, а его — на улицу.

Далее — нет смысла передавать все это диалогами, тем более вспоминаемыми, то есть написанными заново, не с диктофоном же я приходил — он рассказал мне все, что мог, о том, что за нечеловек наш постоялец. В его изложении получалось, что Голем является просто отмороженной треской. Тут, конечно, можно было сделать поправку на темперамент хозяина, но эти эмоции меня не интересовали.

— Ну ладно, — я попытался перевести его мысли в сторону конкретного вопроса. Вообще, факт того, что я буду сейчас ради Галкиной выяснять физиологические особенности вожделенного ей организма, меня на миг потряс: кажется, я стал невиданным альтруистом-гуманистом. Или любил я ее просто-напросто… — А вот как он насчет физиологии, полноценный?

— А то? — округлил глаза Распопович. — Еще какой полноценный. Он же не только чай пьет. Однажды у меня банку тушенки сожрал — больше-то в холодильнике ничего не было.

— Да я не о том, баб-то он водил?

— Нет, не водил, с этим у него как-то странно, — развел руками хозяин, как бы извиняясь. — Вообще, он к веселью совершенно не склонен. Но не пидор, это точно. Может, конечно, импотент, но вряд ли, потому что презерватив у него я видел. Ну, может, он в них спички держит, чтоб не отсырели.

Тут я таки вышел за второй бутылкой и кильками. Проблема Галкиной была разрешена, можно было заняться и выяснением причин душевного перелома, сделавшего гражданина Сашу средних лет неким големом. Но я в детстве, то есть в поздней юности, после университета, прочел книгу "Теория ведения допроса". Там, собственно, была не столько теория, сколько тактика, и я усвоил, что гнать — не надо. Отчего и пошел за кильками. Да, если честно, мне просто понравилось с ним общаться. Хорошо, в общем, сидели.