Голем и джинн - [161]

Не в силах отвернуться, он видел, как в последний раз проник в ее душу. Он чувствовал, как жадно она тянет его к себе, вниз (а он и не думает сопротивляться!), на свою воображаемую свадьбу; как, ослепленный желанием, он уже не видит опасности и только в самый последний момент, в панике и боли, с трудом вырывается из ее снов.

Собственными глазами он видел, как парит в воздухе, практически уничтоженный. Видел, как отворачивается и закрывает уши, чтобы не слышать крики ее родни, а потом прячется в своем стеклянном дворце.

А потом он увидел и то, что случилось дальше.

Остатки дневного света догорали на парапетах стеклянного дворца, и Джинн с раздражением сознавал, что солнце спускается все ниже.

Прошла уже почти неделя с его последней страшной встречи с юной бедуинкой, а он все еще не пришел в себя. Целыми днями он недвижно парил в воздухе, грея на солнце незаживающие раны, но на ночь прятался внутри дворца, под защиту стеклянных стен. Ночи теперь приносили ему досаду и усталость, раны чесались и болели, а настроение неизменно падало. Еще несколько дней на солнце, и он соберет достаточно сил для давно задуманного путешествия в обиталище джиннов, на место своего рождения. Почему, ну почему он не отправился туда раньше? Зачем безалаберно и бездумно позволил втянуть себя в жизнь людей? Все мысли о Фадве теперь были окрашены злостью на собственную глупость.

Нет, он нисколько не винил девушку в том, что произошло! Вина была только его. Он слишком приблизился к ней; он чересчур восхищался тем упорством, с каким она и ее родные цеплялись за каждый кусок пустыни, за каждый колос и каплю молока. Упрямство и силу он принял за мудрость и не сумел разглядеть незрелости ее ума. Ну что ж, он усвоил свой урок. Возможно, когда-нибудь он и захочет понаблюдать за человеческим караваном издалека, но и только. Отныне с людьми у него все кончено. Старые джинны были правы, когда предупреждали, что между двумя их народами не может быть ничего общего. Как бы увлекательны, как бы наполнены чувствами ни были их встречи, цена за них оказывалась чересчур высокой.

Из своего безопасного стеклянного укрытия Джинн наблюдал за тем, как снаружи меркнет свет и на стены ложатся глубокие тени. Наверное, размышлял он, стоит подождать несколько лишних дней перед путешествием. Он не хотел, чтобы другие видели его шрамы и раны. Никто не должен знать, как близко он подошел к собственной погибели.

На помощь!

Изумленный, Джинн обернулся. Голос доносился откуда-то издалека и едва проникал через стеклянные стены.

Джинн! На помощь! На нас напала банда ифритов, мы ранены — нам нужно убежище!

Не раздумывая, он взлетел к верхушке самой высокой башни и действительно увидел трех несущихся на крыльях ветра джиннов. На таком расстоянии он не мог узнать их, но они явно принадлежали к его роду. Преследователей не было видно, но это неудивительно: ифриты любили передвигаться прямо под поверхностью пустыни, обгоняли свои жертвы, а потом вырастали перед ними буквально из-под земли. Он заметил, что один из джиннов тащит другого на руках, а тот выглядит далеко не лучшим образом.

Спешите сюда, позвал он. Быстро залетайте, и вы в безопасности!

На миг он подосадовал, что они увидят его в таком жалком состоянии, но и сами они, кажется, были не лучше. Возможно, им удастся договориться и сохранить секреты друг друга.

Вход во дворец защищала дверь из толстого стекла, навешенная на серебряных петлях. Открывать или закрывать ее Джинн мог, только находясь в человеческом облике: такой у него в свое время был каприз — воображать себя великим древним правителем людей, возвращающимся к себе домой. Сейчас, отодвигая тяжелый засов и распахивая дверь, он бегло подумал, что, пожалуй, пришло время ее переделать. То, что когда-то казалось забавной фантазией, в присутствии посторонних демонстрировать было неловко.

Теплый ветерок ласково пробежал по его лицу, и тут же мимо него во дворец ворвались три джинна — один из них при ближайшем рассмотрении оказался красивой джиннией, которую двое других бережно поддерживали. Джинн едва заметно улыбнулся: вечер обещал получиться более интересным, чем он надеялся. Он закрыл дверь и задвинул засов.

Похожая на клешню человеческая рука вдруг захлопнула металлический браслет на его запястье.

Ошеломленный, он попытался выдернуть руку, но она точно превратилась в замерзшее пламя. Боль застилала ему глаза. Он отчаянно старался принять иной облик, каким-то образом спастись от этого леденящего железа, но все без толку. Браслет словно приковал его к человеческому облику, не оставив ни малейшей возможности спастись.

Боль поднялась выше, к локтю, плечу, потом охватила все тело. Он упал на колени и поднял подернувшиеся пленкой глаза на джинна, который сотворил с ним такое. Но все три джинна исчезли. Прямо перед ним стоял бедуин, держащий на руках юную девушку. Это была Фадва, связанная, с замотанными грязной тряпкой глазами. Рядом стоял кто-то, кого Джинн сперва принял за ожившую мумию. Через мгновенье он разглядел, что это был уродливый старик в рваной накидке.

Старик торжествующе улыбался, демонстрируя черные обломки зубов.