Голдфингер. Операция «Удар грома». Шпион, который любил меня - [162]

Звон стекла заставил меня очнуться от оцепенения. Я закричала и толкнула Джеймса в бок. Вероятно, его еще раньше разбудил звук разбиваемого стекла, а я своим толчком, даже, наверное, помешала ему прицелиться. Затем раздался грохот двух выстрелов и жесткий звук пули, расплющивающихся о стену над моей головой. Голова исчезла.

— С тобой все в порядке. Вив? — Голос был нетерпеливым, с нотками отчаяния.

Он убедился, что со мной ничего не случилось, не стал ждать ответа. Кровать сотряслась и неожиданно проем двери осветился лунным светом. Он бежал так тихо, что я не слышала его шагов по бетонному полу на стоянке машин, но могла явственно представить себе, как он распластывается по стене и петляет из стороны в сторону. Я просто лежала, оцепенев от ужаса — еще одно литературное выражение, но очень точное, — засыпанная острыми осколками стекла, и вспоминала ужасную блестящую похожую на репу голову, которая должно быть, принадлежала привидению.

Джеймс Бонд вернулся, но не произнес ни слова. Первое, что он сделал, дал мне стакан воды. Ничего особенного, — родители всегда поступают так, если их детям приснятся кошмары. Его приход вернул комнате ее привычное очертания. Пропало ощущение, что ты находишься в черно-красной пещере с вооруженными привидениями. Затем он взял банное полотенце, подставил стул к разбитому окну, взобрался на него и занавесил окно полотенцем.

Я наблюдала за тем, как то напрягаются, то опадают его мышцы и вдруг подумала, как странно выглядит человек без одежды, если он не занимается любовью, а просто движется по комнате, выполняя какую-нибудь домашнюю работу. Я подумала, что, вероятно, следует быть нудистом, чтобы относиться к этому спокойно, но только до сорока лет. Потом сказала: — Джеймс, никогда не полней.

Он закрепил полотенце, спрыгнул со стула и рассеянно произнес:

— Не буду. Ты права. Толстым быть нехорошо.

Потом он поставил стул к письменному столу, где он стоял прежде, и взял пистолет, лежавший на столе. Проверив его, подошел к своей сложенной небольшой кучкой одежде, достал новую обойму, заменил ее, подошел к кровати и положил пистолет под подушку.

Теперь я поняла, почему он лежал в такой позе — засунув правую руку под подушку. Я догадалась, что он всегда так спал. Ну и жизнь — как у пожарного, в постоянном ожидании, вызова. Опасность — его работа. Он подошел, сел на край кровати с моей стороны. В просачивающихся пятнах света лицо его выглядело расстроенным. Он попытался улыбнуться, но у него вышло лишь некое подобие улыбки.

— Извини, Вив, — сказал он. — Нас опять чуть не убили из-за меня. Я должно быть теряю бдительность. Если так пойдет дальше, у меня могут быть неприятности. Помнишь, когда машина ушла под воду, над водой осталась часть крыши и заднее стекло? Очевидно, там в углу сохранилось достаточное количество воздуха. Я был чертовым дураком, что не довел дело до конца. Стрелку понадобилось лишь разбить заднее стекло и доплыть до берега. Он был ранен несколько раз. Ему, должно быть, было очень тяжело двигаться. Но он добрался до нашего коттеджа: с нами должно было быть все кончено. Не заходи утром за коттедж. Он представляет собой очень неприятное зрелище. — Он посмотрел на меня, ища сочувствия. — Во всяком случае, прости меня, Вив. Я не должен был этого допускать.

Я выбралась из кровати, подошла к нему и обвила его шею руками. Его тело было неподатливым. Я притянула его к себе и поцеловала. — Не будь глупым, Джеймс! Если бы не я, ты бы не попал во всю эту заваруху. А если бы не ты, где бы я сейчас была? Вот уже несколько часов, как я была бы поджарена. Жаль только, что ты так мало спал. Ложись в постель, я тебя согрею.

Он притянул меня к себе, провел руками по моему телу и крепко прижал его к своему. Так мы стояли довольно долго, не шевелясь, и я почувствовала, как в его тело перетекало мое тепло. Затем он поднял меня и осторожно положил на кровать. Он взял меня неистово, почти грубо. И опять кто-то, кто вовсе не был мной, кричал, а потом мы лежали рядом прижавшись друг к другу. Его сердце бешено колотилось, а я вдруг обнаружила, что моя правая рука вцепилась в волосы на его груди.

Я разжала согнутые пальцы и дотронулась до его руки.

— Джеймс, что такое бимбо? — спросила я.

— Зачем тебе это?

— Я скажу, когда ты мне скажешь.

Он сонно рассмеялся. — На языке гангстеров так называют проституток.

— Я так и думала. Они все время меня так называли. Наверное это правда.

— У тебя нет для этого данных.

— Обещаешь, что не будешь думать обо мне как о бимбо?

— Обещаю. Ты просто цыпленок. И я чувствую себя с тобой теленком.

— Что это значит?

— Это значит, что я с ума схожу по этой девушке. Хватит вопросов. Спи. — Он нежно поцеловал меня и повернулся на бок.

Я обвилась, крепко прижалась к его спине и ягодицам. — Так очень приятно спать, Джеймс. Как ложки. Спокойной ночи, Джеймс.

— Спокойной ночи, дорогая Вив.

15. Сердечные шрамы

Это были последние слова, которые он произнес. Когда я проснулась на следующее утро, его уже не было. Только на постели, где он лежал, была вмятина и подушка сохраняла его запах. Чтобы в этом убедиться, я выпрыгнула из кровати и побежала посмотреть, на месте ли серая машина. Ее не было.