Голдфингер - [45]

Спокойный, холодно равнодушный взгляд Голдфингера не изменился. Казалось, он не слышал этого взрыва негодования рассерженного джентльмена. Узкие губы чуть раздвинулись, и он произнес:

– Мистер Бонд, в Чикаго говорят: «Однажды – это случайность, дважды – совпадение. Трижды – враждебные действия». Майами, Сандвич, теперь Женева. Я хочу выжать из вас правду.

Он медленно перевел глаза за голову Бонда.

– На Все Руки. Комната испытаний.

14. Комната испытаний

Реакция Бонда была чисто рефлекторной, никакой причины для этого не было. Он сделал быстрый шаг вперед и бросился через стол на Голдфингера. Его тело проехало по столу среди бумаг, и он врезался головой прямо в грудь Голдфингера. Удар заставил Голдфингера пошатнуться. Бонд откинулся назад на край стола, оттолкнулся и ринулся снова вперед. Стул опрокинулся, оба упали на пол, пальцы Бонда вцепились в горло Голдфингера и надавили со всей силой.

Затем весь дом обрушился на Бонда, кусок дерева ударил его в основание черепа, он скатился с Голдфингера на пол и затих.

Круги света, среди которых вращался Бонд, постепенно превратились в один циклопий глаз. Вокруг горящего зрачка было что-то написано. Это было послание, важное послание для него. Он должен его прочесть. Осторожно, разбирая по буковке. Бонд прочитал – Акционерное общество «Мазда». Что это означало? В лицо Бонда плеснула тугая струя воды. Вода залила ему глаза и рот. Отплевываясь, он попытался пошевелиться. И не смог. В глазах его просветлело, в мозгу тоже. Основание черепа болело ужасно. В глаза Бонду светила мощная многоваттная лампа. Он лежал на чем-то вроде стола, руки и ноги его были привязаны к ножкам. Он пощупал поверхность пальцами – полированный металл.

Бесцветный и равнодушный голос Голдфингера произнес:

– Теперь можно начинать.

Бонд повернул голову на голос. В глазах рябило от света. Он сильно сжал веки и открыл глаза снова. Голдфингер сидел в плетеном кресле. Он снял с себя смокинг и был в одной рубашке. На шее у него были видны красные полосы. На стол рядом с ним находились различные приспособления, металлические инструменты и панель управления. По другую сторону стола сидела Тилли Мастертон. Она была привязана к стулу за запястья и щиколотки. Тилли, сидевшая ровно и прямо, как школьница в классе, была очень красива, но выглядела обалдевшей и несколько пришибленной. Она смотрела на Бонда отсутствующим взглядом. Либо загипнотизирована, либо накачана наркотиками.

Бонд повернул голову вправо. В нескольких футах от стола стоял кореец. Голый по пояс, он по-прежнему был в котелке. Грудные мышцы были величиной с большие тарелки, а живот выглядел впалым под широченной грудной клеткой. Бицепсы и предплечья были толстыми, как бедра. Раскосые глаза маслились от удовольствия. Рот, полный черных зубов, был растянут в плотоядной ухмылке.

Бонд приподнял голову и глянул по сторонам, превозмогая боль в затылке. Они находились в одном из цехов. Горели электрические печи, откуда-то доносился звук работающего генератора, приглушенный шум пресса и далекий рокот электростанции.

Бонд посмотрел на стол, к которому был привязан. Посередине полированной поверхности стола шла узкая щель. В конце, между его раздвинутыми ногами, была установлена циркулярная пила.

Бонд уставился на маленькое послание, написанное на лампе. Голдфингер заговорил спокойным тоном, как будто вел светскую беседу. Бонд постарался включиться и стал слушать.

– Мистер Бонд, слово «боль» [pain (англ.)] происходит от латинского «poena», что означает «наказание», то есть расплату. Вы теперь должны заплатить за любопытство, проявленное в отношении моей деятельности и, как я предполагаю, отнюдь не с дружественной целью. Как говорят, любопытной Варваре на базаре нос оторвали. На сей раз мне придется «оторвать нос» двум Варварам, поскольку, я боюсь, девушку тоже придется отнести к категории врагов. Она сказала, что остановилась в «Берге». Одного телефонного звонка хватило, чтобы выявить ложь. Я послал На Все Руки туда, где вы прятались, и он нашел там винтовку и кольцо, которое я опознал. А под гипнозом она рассказала и все остальное. Эта девушка пришла сюда, чтобы убить меня. Возможно, и вы тоже. Вы оба провалились. Теперь пришло время для «poena». Мистер Бонд, – голос звучал устало и равнодушно, – у меня в свое время было много врагов. Я очень удачлив и неимоверно богат, а богатство, позвольте познакомить вас с еще одним моим афоризмом, не прибавляет друзей, но сильно увеличивает количество врагов.

– Вот это сказано очень точно.

Голдфингер проигнорировал реплику.

– Если бы вы были свободны от государственной службы, с вашим розыскным талантом вам удалось бы обнаружить по всему миру останки тех, кто желал мне вреда или кто пытался убрать меня.

Как я уже сказал, таких людей было много, и вы, мистер Бонд, увидели бы, что их останки похожи на то, что остается от ежей, размазанных на дороге колесами автомобилей.

– Очень поэтическое сравнение.

– Я поэт в своих действиях, мистер Бонд, а не в словах. Всем своим действиям я стараюсь придать наиболее оптимальную форму. Но это просто к слову. Я хотел донести до вас, что тот день, когда вы впервые встали на моем пути, был вашим самым несчастным днем, ведь хоть и незначительно, вы повредили маленькому проекту, над которым я работал. В тот раз кто-то другой получил «poena», которая предназначалась вам. Око за око, но в тот раз не ваше. Вам повезло, и если бы вы обратились за консультацией к оракулу, он бы сказал вам: «Мистер Бонд, вам очень повезло. Держитесь подальше от Аурика Голдфингера. Это очень могущественный человек. Если бы мистер Голдфингер хотел уничтожить вас, ему достаточно было бы шевельнуть мизинцем».