Голд, или Не хуже золота - [139]

— Мы можем с тобой задушевно побеседовать, пока я учусь бегать.

— Я прихожу специально в это время, чтобы побыть в одиночестве. — Голду следовало бы помнить, что его шансы смутить своего никчемного, флегматичного дружка детства были равны нулю. — Тебе нельзя бегать трусцой, во всяком случае без предварительного обследования и испытания на устойчивость к стрессу. Это опасно. Ну, твое дело, только не пытайся держаться за мной или бежать ту же дистанцию. У тебя, в отличие от меня, избыток веса и ты не в форме. Слушай, я серьезно, ты будешь не первым, кто тут загнется.

— Тут один тип наверху в зале сейчас лежит с инфарктом.

— Мне на него плевать!

— И это ты называешь развлечением? — с мерзкой улыбкой спросил Крап Уэйнрок, легко бежавший рядом с Голдом, который заканчивал второй круг.

— Сбавь темп, мудила, а то тебе скоро придется остановиться, — предупредил его Голд. — Я не хочу разговаривать. Здесь не разрешают бегать в затылок. Держись за мной где-нибудь подальше и не торопись.

— Ты всегда так медленно бегаешь? — спросил Крап у него за спиной.

Эти слова ударили в самое его больное место.

— Я не хочу разговаривать! — завопил он сдавленным голосом; на шее его от бешенства вздулись все жилы и напряглись мускулы. Его сердце билось громче, чем стучали подошвы по дорожке. Эта карикатурная пытка быстро привела к полному параличу его воли, и он присел отдохнуть в глубокое, мягкое кресло, как только остался один в серединном номере, когда обе женщины без каких-либо дальнейших осложнений разместились в своих номерах рядом с ним. Обе они считали, что он занят конфиденциальными переговорами с Вашингтоном. Дети Линды куда-то исчезли. К нему вернулась уверенность в себе, и он сумел выпить принесенный по заказу в номер банановый дайкири с Линдой, банановый дайкири наедине и банановый дайкири с Андреа, когда, завершив еще один круг, снова оказался с ней. Сначала он трахнул Андреа, чтобы снять с себя груз этой обязанности, но у него ничего не получилось с Линдой, когда она вызвала его к себе по телефону из его серединного номера.

— Педик! — крикнул ему Крап Уэйнрок и в своем золотом костюме, как солнечный луч, резко ушел вперед, словно Голд стоял на месте.

Голд был поражен этим ослепительным явлением скорости, но сам угрюмо придерживался собственного упрямого темпа; в его облике почти не осталось ничего человеческого. Боль, которая вначале всегда поднималась в груди, сейчас усиливалась, а не утихала, как обычно, он потерял счет пройденным кругам и был вынужден начать сначала и как раз в этот момент, сильно вздрогнув от крайнего удивления, снова услышал звонок телефона в своем номере.

— Это Белый Дом, — соврал он, выпрыгнув из постели.

Это была Андреа, с которой он сразу же легко позавтракал в ресторане во внутреннем дворике отеля. Потом он плотно позавтракал во второй раз с Линдой в спальне, этот завтрак он проглотил без всякого аппетита. Резинка на его спортивных шортах превращалась в железный обруч. Не прошло и двух часов, как у него дыней вздулся живот и стал подрагивать при ходьбе, отчего утренняя пробежка из бодрящей здоровой процедуры, какой он являлась для него обычно, превратилась в обременительную обязанность. Дышал он через силу, а пульс бился с частотой, которая никуда не годилась.

— Педик! — игриво пропел Крап Уэйнрок и снова пронесся мимо него.

Голд опускал глаза и делал вид, что не замечает, как Линда начинает нервничать и строптиво раздражаться из-за того, что ее держат под ковром. Андреа тоже надоело, что ее держат под ковром, и она начала обзванивать известных ей местных владельцев пансионов. Линда хотела выпить у бассейна, а Андреа хотела ехать в город. В сознании Голда запечатлелась схваченная боковым зрением из отъезжающего автомобиля картинка: Линда у бассейна ведет интимную беседу со стройным, высоким, гибким, оскорбительно красивым юным мексиканцем со сверкающими зубами, и тогда он, к своей досаде, испытал ту изматывающую боль ревности, которая известна всем как боль сердечная.

— Педик! — осуждающе бросил Уэйнрок и легко и беспечно, как призрак, помчался дальше, не касаясь дорожки ногами.

А ноги Голда налились свинцом; он отводил глаза вниз, напустив на лицо выражение крайней озабоченности при виде Крапа, который пробежал мимо и скрылся из глаз, когда Голд обедал с Линдой, а потом, оставив ее в дискотеке, обедал во второй раз с Андреа перед тем, как отправиться с ней на вечеринку в один дом — неподалеку от дома Киссинджера, — принадлежащий друзьям ее отца. Обе женщины сетовали, что он слишком много времени проводит за телефонными разговорами с Вашингтоном.

— Педик! — обозвал его Уэйнрок и опять, опередив его, понесся вперед.

— Сейчас свалишься! — вяло крикнул Голд, но было слишком поздно, и никто не заметил, как он ускользнул со злосчастной вечеринки, чтобы заскочить за Линдой на дискотеку. Теперь он нашел ее в окружении четырех красивых кавалеров, они наперебой ухаживали за ней и излучали призывно-обольстительную ауру, которая является исключительной привилегией самоуверенных наследников очень богатых латиноамериканских миллионеров. Они дали Голду понять, что ему нет никакой необходимости беспокоить себя проблемой доставки ее назад в отель.