Голд, или Не хуже золота - [116]
— А что случилось с Китаем?
— Там нет демократии, — раздраженно сказал Либерман, — и свободы печати.
— Черт возьми, — с напускным удивлением сказал Голд. — И что же ты надумал?
— Конечно же, манифест от своего имени в форме петиции со списком безоговорочных требований. Я буду настаивать на переменах. Мне надо опереться на имена.
— Можешь рассчитывать на меня. — сказал Голд.
— И специальный выпуск моего журнала, в котором ты и другие выражают мои чувства в двух тысячах слов.
— Сколько ты заплатишь?
— Ничего.
— На меня можешь не рассчитывать.
— Ты хочешь, чтобы девятьсот миллионов китайцев прозябали без политических свобод из-за того, что тебе жалко несколько долларов? Это же треть человечества, — со свирепостью взбешенного фанатика отвечал Либерман.
— Четверть, недоумок. А что насчет коммунизма?
— Я хочу немедленно приостановить его расползание по всему миру. Если необходимо, то и военной мощью.
— Чьей?
— Это я еще не успел додумать, — признался Либерман. — Но я готов сделать людям всего мира предложение, от которого они не в силах будут отказаться, — предпочтительную альтернативу, которая будет ими безусловно принята.
— Что же это за предпочтительная альтернатива?
— Это я тоже еще не додумал.
— А что насчет владельцев виноградников?
— Рабочие бастуют. Традиции нарушены, и потеряно уважение к принципам свободного рынка.
— И что же ты собираешься с этим делать?
Ответ Либермана не заставил себя ждать:
— Требовать правительственных субсидий.
— Рабочим?
— Владельцам. Чтобы помочь им нанести ответный сокрушительный удар по забастовщикам и дать им возможность объединиться и высоко поднять цены для стабилизации свободного рынка.
— В этом я тоже не участвую.
— Вот это-то мне и не нравится в тебе больше всего, — со злобой упрекнул его Либерман. — В чем, по-моему, твой главный недостаток? Ты прочтешь об этом в моей последней автобиографии. Ты всегда боишься недвусмысленно заявить, что принимаешь сторону существующего истэблишмента. Вот по этой причине ты и не можешь ничего добиться в жизни.
— Правда? — сказал Голд и с удовольствием добавил: — А я опять получил повышение.
— До кого? — завистливо спросил Либерман.
— Я должен хранить это в тайне.
— Ты все это время работал в Вашингтоне?
— Я там трахал девочек, — ответил Голд с загадочной улыбкой. — Большего я тебе не могу сказать.
— Трахал там девочек, — с вызовом выпалил Либерман. После этого последовала пауза, чреватая рвущейся из Либермана доверительной информацией. — Если я тебе открою одну тайну, — сказал он с несвойственной ему сдержанностью, — то ты мне расскажешь? — Он продолжал лезть со своей исповедью даже после того, как Голд ответил «нет». — Ты обещаешь никому — ни слова?
— Я унесу это, — сказал Голд, — с собой в могилу.
— У меня тоже были девочки, — сказал Либерман, ерзая от чувства неловкости. — Я отвечал на объявления о сексуальной помощи, которые мы печатаем в конце моего журнала. Я могу проверить самых лучших из них еще до публикации объявлений. Я был просто поражен тем, как это просто и сколько желающих. Я и не думал, что женщинам тоже нравится секс. Конечно, — сказал Либерман, переходя на доверительный шепот, в котором слышались разочарование и извинение, — это не всегда самые красивые девочки в мире.
— Черт возьми, — сказал Голд.
— ЧЕР-РТ возьми! — сказал Голд в ответ на предложение Ральфа выбирать из государственного секретаря, посла при Сент-Джеймсском дворе, генерального прокурора Соединенных Штатов или директора ЦРУ в обмен на его «Мы не общество, или Наша бесплодная соль земли».
— На твоем месте я бы согласился на государственного секретаря.
— Но я же ничего не знаю, — с сомнением в голосе сказал Голд, — и у меня нет опыта.
— Это никогда не имело значения, — сказал Ральф.
Такая возможность казалась вполне вероятной.
— Ральф, я и правда вскоре могу быть назначен государственным секретарем, если решу, что мне это подходит?
— Практически я могу тебе это гарантировать, — сказал Ральф, — хотя полной уверенности у меня нет. Больше, чем это, сейчас я тебе сказать не могу.
— А сенат меня утвердит? — спросил Голд. — Большинству из них я даже не известен.
— Это и дает тебе огромные преимущества, — сказал Ральф. — Как ты красноречиво утверждаешь это в своей статье, Брюс, чем больше мы знаем о кандидате на государственную должность, тем меньше он заслуживает нашей поддержки, а идеальным кандидатом в президенты всегда является человек, о котором никто в стране не знает абсолютно ничего.
— Ральф, — воскликнул Голд, — это была саркастическая шутка, сатирическая игра ума.
— Мы воспринимаем это, — сказал Ральф, посмотрев на Голда укоризненно-мрачным взглядом, — как абсолютную истину и уже учитываем ее в наших планах на будущее. Жаль, что твое имя мелькало в газетах, а то ты бы мог стать нашим следующим кандидатом в президенты. Соглашайся на государственного секретаря, Брюс, по крайней мере пока. Для тебя это будет первой ступенькой.
