Голая правда - [19]

Тогда они еще жили все вместе здесь, в этой квартире у Патриарших прудов… Квартира эта им досталась не сразу. Сначала у них, у Тюриных, то есть у Людочки, Марии Федоровны и у ее мужа Василия, работавшего сантехником в ЖЭКе и оттого пившего неумеренно, до поросячьего визга и зеленых чертей в глазах, была только одна комната, та самая, угловая. Та, в которой теперь изысканная уютная спаленка с розовыми амурчиками под потолком и тигровой шкурой на полу, та, в которой стоит широкая, как обеденный стол, кровать с фигурной деревянной спинкой в причудливых завитушках. В ней, уставшая от объятий любовника, кумир неполовозрелых мальчиков, актриса Евгения Шиловская нежит по утрам свое худое, с жалкими полосками выступивших ребер тело, зарываясь в душистые простыни. А простыни-то эти, черного скользкого шелка, стираны ручками самой Марии Федоровны, бывшей недавно полноправной владелицей вот этой самой комнаты, вот что обидно-то!

Здесь, на двадцати квадратных метрах, помещался раньше и супружеский диван, и Людочкина кроватка, и стол, на котором дочка делала уроки, и ножная швейная машинка — все необходимое для счастья маленькой семьи. И именно в этой комнате под стоны умирающей за стенкой соседки тети Паши и была зачата Людочка, солнышко, ясная девочка, свет в окошке. Сначала, в первые годы супружеской жизни, они с Василием не торопились, все хотели для себя пожить. Но когда поняли, что тетя Паша вот-вот помрет и тогда им в соседнюю комнату подселят неизвестно кого, может быть даже алкоголика или уголовника, Тюрины надумали быстро завести ребенка.

И пока Мария Федоровна по-соседски ухаживала за умирающей старушкой, честно стараясь продлить ее затянувшееся существование на этой земле, живот ее рос и пух, увеличивался в размерах, ходил ходуном, когда ее девочка, ее солнышко, пинала там внутри своими малюсенькими ножками…

Конечно, комната тети Паши досталась им. Они расставили в ней мебель и терпеливо стали дожидаться, пока умрет или съедет их второй сосед, пенсионер Алексей Антонович Жмуров, отставной военный. Они бы дождались, конечно, но под самый занавес счастливой истории завладения квартирой у Алексея Антоновича, казавшегося до этого тихим и скромным вдовцом, внезапно случился внебрачный сынок откуда-то из провинции, где в молодости служил доблестный офицер. Сынок этот, по имени Виктор, а по дворовому прозвищу Витек, был в мгновение ока прописан, определен в ближайшую школу и быстро влился в дворовый коллектив пацанов, в котором его пробивающийся басок зазвучал уверенно и властно.

Мария Федоровна тогда приуныла, поняв, что третья комната им не светит и можно не планировать, каким образом она расставит в ней купленную по записи югославскую стенку. Конечно, если не случится ничего чрезвычайного… И это чрезвычайное случилось. Витек попался, когда с пацанами обворовывал продуктовый магазин, покалечив при этом сторожа. По всей строгости советских законов он загремел на пять лет далеко-далеко, чуть ли не на Колыму. Мария Федоровна тогда облегченно вздохнула — за пять лет Бог знает что может произойти.

Поступок внезапно обретенного сыночка совсем подкосил престарелого отца, Алексея Антоновича, и он тихо скончался в своей комнатке, забытый всеми, кроме своих долготерпеливых соседей. Похоронив соседушку чуть ли не на свои деньги, Мария Федоровна воспрянула духом — можно начинать борьбу и интриги. Первым делом она выбросила вещи Алексея Антоновича на черный ход, а велосипед Витька отнесла в комиссионку. Затем начались затяжные бои на бумажном фронте. В результате ее осторожных и обдуманных действий комната осталась за семейством Тюриных.

А между тем, не подозревая о борьбе своей матери с пребывающим в местах не столь отдаленных Витьком, Людочка все росла и хорошела. И так похорошела, что когда в один прекрасный день никем не ожидаемый Витек, досрочно освобожденный по амнистии, встал на пороге квартиры, которую справедливо считал своей, то, увидев прекрасную соседку, он только приветливо хмыкнул от невысказанного одобрения.

Не пустить Витька в его же комнату Тюрины побоялись — уголовник же, позовет своих дружков, и поминай как звали. Мария Федоровна, ворочаясь по ночам на новой двуспальной кровати, мучилась привычной бессонницей и планами, как бы спровадить Витька, торчавшего по утрам на кухне, как бельмо в глазу. Кроме всего прочего, он варварски забывал сливать за собой в туалете, ходил по квартире в сапогах и плевал на пол — этого хозяйственные чувства Марии Федоровны вынести не могли.

Однако эти неприятные привычки вкупе с манерами блатного ухаря, бывалого уголовника, не помешали юной Людочке почувствовать к нему расположение. Начинающийся роман был загублен в самом зародыше самим Витьком — чтобы угостить приглянувшуюся девчонку конфетами, он грабанул какого-то припозднившегося прохожего в темном переулке неподалеку от Патриарших, но попался и снова отправился в далекие края.

Мария Федоровна вздохнула с облегчением. Однако лишь до поры до времени. Через три года Витек вернулся заматерелым ожесточившимся бандитом. Он стал похож на амурского тигра-людоеда, который, отведав человечинки, уже не может забыть сладкого вкуса. В глазах Витька, казалось, навсегда застыло выражение тупой решимости, свирепости и глубоко запрятанной ненависти. Он стал молчаливей, затаенней, и Мария Федоровна вздрагивала, сталкиваясь с ним по вечерам в темном узком коридоре. К тому времени Тюрин-отец уже умер, вывалившись из окна в приступе белой горячки, и две женщины остались один на один со страшным соседом.